– Стёрли намеренно, – сказал он с сожалением. – И в вещах порылись, усиленно искали что-то.
– Ясно что, – усмехнулся Фелицын. – Вряд ли мы установим, кто тут рылся.
Так оно и оказалось.
Ни один сотрудник, по их словам, в бокс Федорчука не наведывался и вещи не трогал. По их же отзывам, был он человеком весёлым, жизнерадостным, любил травить анекдоты, постоянно жевал конфеты и никогда не жаловался на болезни.
На вопрос Фелицына:
– У него были враги? – сотрудники дружно ответили:
– Никогда!
Им можно было верить, Уваров о Федорчуке говорил то же самое.
– Проверь его переписку, – сказал Фелицын. – Если найдёшь канал. Ещё раз побеседуй с сотрудницами, женщины, как правило, внимательней мужчин, пусть вспомнят, с кем Федорчук встречался и с каким настроением приходил на работу в последнее время. Потом подойдёшь в заводоуправление, я буду в дирекции.
– Есть, – ответил худенький порывистый Сошкин.
Разговор с директором состоялся в обстановке совершеннейшего его обалдения. Пятидесятилетний выходец «из народа», окончивший Новосибирский политех и всю жизнь проработавший на заводе, прошедший все ступени его иерархии от инженера до директора, никак не мог вникнуть в суть проблемы, приведшей к нему такую представительную компанию следователей из Москвы. Ему представлялось, что завод работает в нормальном режиме, на качество изделий никто не жалуется, вводятся новые технологические линии, стратегическое направление производства выдерживается, прибыль не опускается до нуля, и нарушений в работе большого коллектива нет.
Когда до него дошло, что завод производит детали, которые нигде не учитываются, не контролируются и уходят с территории завода, минуя приёмщиков и склады, директора едва не хватил удар.
– Не может быть! – прохрипел он, лиловея и расстёгивая верхние пуговицы рубашки. – Это невозможно!
Фелицын налил ему в стакан воды из сифона на подоконнике; разговор происходил в кабинете директора, заставленном старинной мебелью конца восьмидесятых годов прошлого века, с портретом нынешнего президента на стене за креслом.
– Успокойтесь, Валерий Селиванович. Вы могли этого и не знать, верю. Зато знали те, кто внедрил в существующие технологические карты изготовление контрафакта.
– Этого не может быть! – Директор выпил воду, зубы его стучали о край стакана. – Вы не ошибаетесь? Где доказательства? Если мне ничего не известно об этом, то вам…
– Доказательства сейчас будут.
– Какие?
– Самые что ни на есть материальные. Несанкционированное производство обнаружил зам главного технолога Федорчук.
– Но он же… умер.
– Потому и умер, что не смог удержать тайну своего открытия. Его скорее всего очень умело убрали. Как вы думаете, кто это мог быть?
– Подождите, дайте опомниться. – Директор вытер вспотевший лоб платком. – Не укладывается в голове… чтобы так незаметно включить в план…
– Детали делаются как бы в соответствии с другими технологическими заданиями, вписаны в карты в разных корпусах и завязаны в существующие схемы. Но их быть там не должно, они даже до ОТК не доходят. Люди спокойно изготавливают их, не догадываясь о предназначении каждой. А в сборочном цехе их собирали по другим планам.
– Чёрт, но это же ни в какие рамки!
– Тут я с вами полностью согласен. Так кто из руководства завода может быть причастен к этому процессу?
Директор глотнул ещё воды, с трудом взял себя в руки.
– Почему вы не подозреваете меня?
– Вы тоже под подозрением, – с улыбкой успокоил его Фелицын. О том, что досье на директора тщательно изучено, а его поведение проанализировано специалистами «Триэн», он говорить не стал. – Поэтому советую говорить всё, что вы знаете.
– Да не знаю я ничего! – в сердцах махнул рукой Валерий Селиванович. – Проблем всегда хватало, но чтобы такое!..
– Я вас понимаю, но давайте вернёмся к моему вопросу: кто может устроить подобную акцию? На каком уровне?
Директор заметно успокоился, в глазах его промелькнул проблеск мысли.
– На каком уровне? Да на любом… заместительском. У меня два зама, по производству и по финансам, у них тоже свои замы… Но финансистам и бухгалтерии это не под силу по причине их специфики, здесь нужен производственник.
– Фамилии?
– Торбан… Юрий Филиппович… зам по производству. Шепелева Людмила Исааковна – зам по сбыту. Главный технолог Коробейников. Вторые технологи Щукин и Брегвадзе.
– Они на работе, я надеюсь?
– В отпуска им рано… конечно, должны быть. Щукин у нас оригинал, пишет стихи и участвует в Игнобелевской премии [2] . Ему даже в прошлом году Игнобель присвоили – за исследование «Форма волосяного покрова на спинах мужчин».
Фелицын с недоверием посмотрел на директора.
– Вы не шутите? Он действительно выполнил эту… э-э… работу?
– Говорю же вам – премию получил, в Америку летал. Но специалист он неплохой, иначе я давно уволил бы его.
– Хорошо, вызывайте их по одному в свой кабинет, я буду беседовать с каждым.
В дверь постучали, вошёл Сошкин.
– Можно?
Фелицын уточнил:
– Мы будем беседовать с каждым отдельно.
Директор, открывший рот, чтобы спросить: что вам нужно? – закрыл рот и начал вызывать своих подчинённых.
Заместитель директора по производству Торбан ситуацию не прояснил, хотя вник в дело сразу и принялся оправдываться. Фелицын, записывающий все переговоры на скрытую микрокамеру, прервал его и отправил думать, как на завод прокрался «тайный заказчик» неведомой радиоаппаратуры.
Заместитель Валерия Селивановича по сбыту госпожа Шепелева тоже ничего не могла объяснить следователям, хотя должна была знать, что и куда отсылает завод со складов.
Технолог Щукин и в самом деле был странным человеком, а главное – исключительно волосистым. Волосы росли у него везде, кроме ушей и носа, и Фелицыну стало понятно, где Щукин искал источник вдохновения, чтобы написать свою «научную» работу о форме волосяного покрова на спинах мужчин.
Технолог хорошо отозвался о Федорчуке, с которым проработал больше года, но и он больше ничего существенного добавить к сказанному не мог, как и его коллега Брегвадзе. Оба были неподдельно изумлены случившимся, отчего их можно было смело вычёркивать из списка подозреваемых.
Зато Коробейников Вацлав Мартович произвёл на Фелицына вполне определённое впечатление.