Но Муля даже не думала шевелиться. Я подняла ее и принялась разглядывать окошки. Мопсик сосредоточенно сопел на руках, потом принялся извиваться. Отпустив песика, я вздохнула. Пока ничего не говорило о каких-то скрытых помещениях. Окна расположены на одном расстоянии друг от друга. Впрочем, есть еще подвал, чердак, домик садовника, да и комнаты как следует не разглядела… Кстати, ну где же эта калитка, через которую в дом попал Жок?
Так ничего и не обнаружив, я пошла в дом. Надо позвонить Зое Лазаревой и сообщить про смерть Вани.
Зоя немедленно начала причитать:
– Нет, подумать только, какой ужас! Не знаешь, жене сообщили?
– А у него есть жена?
– Есть, – усмехнулась Лазарева, – да ты ее видела. Это Рая Скорина. Красная Шапочка наша.
– Ты ничего не напутала? – изумилась я. – Они держались весь вечер как посторонние, да и домой она без него собралась…
– Абсолютно точно, – заверила Зоя, – у них и телефон один, а почему так странно себя ведут?.. Да пес их знает.
– Дай координаты Раи, – попросила я.
Зоя с готовностью продиктовала номер и добавила:
– Ты там поинтересуйся, может, помощь нужна, все-таки похороны…
Скоркина схватила трубку сразу:
– Алле!
– Раечка, – робко завела я, – как дела?
– Ну ничего себе, – воскликнула бывшая супружница, – хороший вопрос вдове задаешь!
– Ты уже знаешь?
– Конечно, – бодро ответила Рая, – кстати, если хочешь, можешь помочь. Честно говоря, деньги нужны. Да, мне Зойка звонила, сказала, ты теперь у Таньки живешь. Приезжайте вдвоем.
Я оторопело уставилась на аппарат. Ну, Лазарева, ну актриса! Передо мной изображала полное неведение, чуть не зарыдала. А сама, оказывается, давно все знает. Откуда? И кто ей рассказал, что мы гостим у Тани?
В коридоре раздался командный голос хозяйки:
– Антонина, отнеси сумки в спальню.
В следующую минуту подруга всунула голову в комнату и пригласила:
– Пошли кофе пить.
Через полчаса все недоразумения выяснились. Оказывается, Зоя рано утром позвонила Харитоновым, чтобы поблагодарить за прием.
– Ну, конечно, я все ей рассказала, – блестя глазами с накрашенными ресницами, сообщила Таня. – Давай собирайся. Поедем к Райке.
Спустя два часа мы петляли по абсолютно одинаковым улочкам Вешняков-Владыкина.
– Нет, скажи, – в раздражении стукнула ладонью по рулю Таня, – ну как они гостей зовут, уму непостижимо. Этот дом 12, и тот тоже, а соседние 12а и 12б. Нам какой?
Оказалось, что первый. Маленькая дверь, обитая дешевым дерматином, распахнулась, и на пороге возникла Раиса.
– Входите, – весьма весело проговорила она и отступила в коридор.
Таня глянула на меня, пожала плечами и вошла внутрь.
Маленькая темноватая прихожая выглядела отвратительно. Прямо возле входной двери источал миазмы кошачий лоток. Справа высилась гора обуви. Демисезонные ботинки, босоножки, тапочки, зимние сапоги – все вперемешку. Слева громоздилась на простых крючках верхняя одежда. Между лотком и ботиночным Монбланом сверкала свежая лужа.
– Вот дрянь, – равнодушно уронила Рая, – опять нассал в прихожей. Идите в комнату, девочки.
Мы с Таней послушно шагнули в первую дверь.
У стены разложенный диван с весьма несвежим бельем, поцарапанная стенка, явно сделанная в Болгарии, продавленное кресло и несколько шатких стульев.
– Садитесь, садитесь, – засуетилась хозяйка, – сейчас чайку хлебанем, у меня и тортик имеется, вафельный, «Причуда».
Она метнулась на кухню. Из грязных, непонятного цвета простыней выбрался огромный рыжий кот и принялся меланхолично вылизывать хвост.
– Не верю, что она зарабатывает тысячу долларов в неделю, – шепнула Таня, осторожненько устраиваясь на колченогом седалище.
Скоркина влетела в комнату. На подносе громоздились щербатые кружки, разнокалиберные ложки и обсохлый шоколадно-вафельный десерт.
Откусив твердую, совершенно несъедобную лежалую вафлю, я попробовала начать необходимый разговор:
– Мы даже и предположить не могли, что вы с Ванькой муж и жена.
– Ага, – кивнула Рая, с явным наслаждением пережевывая твердокаменную «Причуду». – Мы сразу после учебы зарегистрировались.
– Никому не сказали, – удивилась Таня и полезла за сигаретами.
Рая поставила на стол измазанную пеплом пустую консервную банку из-под сардин. Иванова покосилась на импровизированную пепельницу, но, ничего не сказав, сунула в вонючее нутро едва прикуренный «Рок» и осведомилась:
– Ну, давай, Плюшка, рассказывай, что и как. А то мы с Дашкой, честно говоря, теряемся в догадках. То про суперзарплату рассказываешь, ключами от машины трясешь и с Клюкиным весь вечер не общаешься, а потом выясняется, что он твоя вторая половина… Да и живешь, честно говоря, не слишком шикарно.
Услыхав старое студенческое прозвище, Раиса дернула носом, потом еще и внезапно в голос зарыдала, уронив на столешницу всклокоченную голову.
– Прекрати, – брезгливо поморщилась Таня.
– Да, – продолжала всхлипывать Рая, – хорошо вам с Дашкой: богатые, сами себе хозяйки.
– Между прочим, – веско сказала Иванова, – разное бывало, а ты с серебряной ложкой во рту родилась. Когда в институте учились, мы с Дашкой порой на одной гречке сидели, а ты в «Арагви» каждый день носилась.
– Только пока папа был жив, – тихо отбивалась Рая, – а как скончался, ни одного денечка счастья не видала.
И она снова громко, слегка картинно зарыдала.
– Да уж, – ухмыльнулась Таня, – теперь вижу, что вы с Клюкиным – «сладкая парочка»: он о маме убивается, ты – о папе…
Мне надоела их перебранка, и, крепко сжав Танин локоть, я пробормотала:
– Ладно вам, лучше расскажи, Плюшка, все по порядку.