Довольно кривоватые ножки украшали ярко-синие лаковые сапоги с карикатурно узкими носами. Зеленые бриджи прикрывали часть голенища. Там, где у мужчин находится ширинка, торчали блестящие хрустальные пуговицы. Из-под коротенькой, обтягивающей «вафельной» маечки цвета морской волны выглядывал пупок с продетым в него золотым колечком. Облик довершало длинное, в пол, белое лайковое пальто, расстегнутое и слегка волочащееся по не слишком чистому редакционному ковру.
Отработанным манерным движением девушка отбросила с лица спутанные кудрявые пряди и, сверкнув многочисленными перстнями и кольцами, сказала густым басом:
– Ну, Никита, просто хамство с твоей стороны!
В ту же секунду я поняла, что она – мужчина.
– И звини, Вольдемар, – попробовал вывернуться редактор, – занят сейчас.
– А мне положить с прибором на твои занятия, – прогудел парень и плюхнулся в кресло, – вели кофе подать.
Никита безнадежно взял телефонную трубку.
– Ты почему третий номер подряд про Свету Кикс пишешь? – принялся свариться мужик.
– Ну и что? – отбивался Павлов. – Она публике нравится, поет хорошо…
– Светка визжит, как кошка, которой прищемили яйца, – завопил Вольдемар, тряся кудрями, – правильно?
Его взгляд неожиданно остановился на мне.
– Нет, – сказала я.
– Почему? – искренне удивился бесцеремонный гость.
– У кошки нет яиц, – пояснила я, – на худой конец, можно прищемить ей голову, хвост, лапы, но никак не яйца.
– Умная какая! – взвизгнул мужик.
– Ну, что мне про тебя писать, – осмелел Никитка, – информационного повода нет.
– Ща будет, – пообещал представитель модного течения унисекс и, ухватив со стола редактора монитор, жахнул его об пол.
Раздался звук, похожий на взрыв.
– Совсем сдурел? – завопил Никитка, кидаясь к погибшему компьютеру.
– Вот тебе и информационный повод, – удовлетворенно заметил мужик, – вызывай своих говносъемщиков и кропай статью – «м звестнейший рок-певец Вольдемар разгромил редакцию газеты».
– Да пошел ты! – рявкнул Никитка.
Шоумен ловко швырнул на пол клавиатуру.
– Стой, стой! – завопил редактор.
– Как бы не так, – заверил парень и принялся бить лаковым сапогом по клавишам, – а где системный блок? И картина неплохая…
С этими словами он ловко подбежал к акварели, висевшей на стене, содрал ее и швырнул в окно.
– Господи, – устало вздохнул Павлов, – сейчас фотокорреспондентов вызову. – Ладушки, – кивнул буян и вновь плюхнулся в кресло, – а где мой кофе?
– Сейчас все будет, – заверил Павлов, быстро водя ручкой по бумаге, – секунду погоди.
Поставив точку, он протянул мне листок.
«Завтра приезжай к десяти утра на Косовский, дом 8, квартира 90».
– Здесь не поговоришь, – пояснил Никита.
В кабинет вновь вплыла голозадая девица. Вольдемар уставился на нее во все глаза, потом ущипнул красотку за ляжку.
– Ой-ой-ой! – весьма довольным голосом отреагировала мадемуазель.
Я пошла к двери. Похоже, Кит прав, тут просто не дадут побеседовать по душам.
– Слышь, Дашка, – пробормотал редактор, – ты это осторожней, ну там, где сейчас живешь.
Я притормозила.
– Что имеешь в виду?
– Ну, не очень рассказывай всем, что встречалась с Зойкой и со мной…
Быстрым шагом я вернулась назад, подошла вплотную к Никитке и прошептала:
– Немедленно скажи, кому особо не следует ничего говорить, имя назови!
В кабинет без всякого стука влетел вертлявый паренек в грязных джинсах и весьма потрепанной рубашонке. На шее у него болталось несколько фотоаппаратов.
– Привет, Вольдемар, – закричал корреспондент, – ну и разгром!
– Снимай давай, – велел рок-певец.
– Ага, – кивнул репортер, – давай становись у компьютера.
– Нет, – уперся шоумен, – лучше возле стола…
И они яростно заспорили, часто и смачно посылая друг друга по матушке.
– Так кого следует опасаться, Кит? – вновь тихо спросила я. – Ты же знаешь правду, скажи!
Но Павлов не раскололся.
– И ди, Дашутка, – устало проговорил он, – завтра с утречка все обсудим. А у Харитоновых соблюдай предельную осторожность. Там вокруг покойного Олега Андреевича такая одна приближенная особа вертелась, не поверишь, когда все узнаешь… Ну иди, иди, завтра действия обговорим. Большими денежками пахнет. Видишь ли, тут сейчас не побеседовать, а в семь у меня совещание, потом в десять иду на журфикс к Адониным… Завтра, завтра…
Заинтригованная до крайности, я отбыла домой.
В столовой у большого стола в полном составе восседали все мои домашние, здесь же оказались и Таня с Варей.
– Мусечка! – завопила Маруся, резко вскакивая.
Слегка выпирающим животиком девочка задела тарелку с бараниной.
– Марья, – строго велел брат, – сядь и веди себя прилично.
– Так ведь мама пришла! – заорала дочь.
– Действительно, – хмыкнул сын, – редкое явление. Впору заказывать праздничный ужин.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я и быстренько села.
Присутствующие выглядели не лучшим образом. Хозяйка бледная, даже зеленая, перед ней на тарелке лежит одинокий лист салата. Варя, надувшаяся, со сдвинутыми бровями, сердито ковыряет вилкой пюре. Аркашка синий от усталости, Зайка сверкает чересчур накрашенными щеками, наверное, только что приехала со съемки… Только Машка весела и свежа, как майская роза. Рот у нее не закрывался ни на минуту. Новости лились нескончаемым потоком.