Павел Филонов работал в местном морге и слыл настоящим кудесником. Под его ловкими руками лица покойных преображались. Пулевое ранение в голову, черепно-мозговая травма, сильный ожог – ничего не смущало специалиста. Не поскупившиеся родственники получали своих покойных мирно спящими со спокойными лицами. Следы увечий и тяжелых страданий исчезали без следа. Врачи поговаривали, что из Павла мог получиться отличный хирург, специалист по пластическим операциям. Мужика сгубила любовь к бутылке. Раз в три месяца он уходил в глухой запой и почти терял человеческий облик.
– Но как осуществить такое практически? – тихо спросила Надежда Викторовна.
– Очень просто, – ответила Соня, – сначала надо переложить Валю на кровать Лены, а Костину отправить в морг. Вам придется помочь, одной мне не справиться.
С трудом перенеся тяжеленные тела, Надежда Викторовна чуть не потеряла сознание.
– Идите отдохните, – велела Соня, – остальное не ваша забота.
Яковлева доплелась до ординаторской и плюхнулась на топчан. Сон пришел сразу, навалился камнем. Очнулась женщина в восемь. Отделение ожило. Кровать Харитоновой оказалась застелена чистым бельем, возле «Костиной» сидела Соня.
Но в субботу вечером неожиданно прибыла Олимпиада Евгеньевна и устроила скандал. Она с воплем накинулась на Надежду Викторовну, обвиняя ту в некомпетентности.
– Я вам категорически не доверяю, – кричала бывшая балерина, – завтра же увезу дочь!
В воскресенье она действительно прибыла с машиной и, оставив дежурному врачу расписку, забрала «Лену».
В понедельник за телом «Харитоновой» прибыл муж в окружении кучи людей. Надежда Викторовна спустилась вместе со всеми в приемную морга и ахнула. Павел расстарался на славу. Почти все лицо несчастной покрывал огромный бордово-фиолетовый синяк, нос слегка съехал набок, рот искривлен. Волос на голове не оказалось, бритый череп прикрывал чепчик.
– Боже, – только и сумел вымолвить Олег Андреевич, отворачиваясь, – боже…
Павел подошел к вдовцу и протянул конверт.
– Простите, ничего не сумел поделать, вот ваши деньги. Иногда вследствие сильного мозгового кровотечения возникает жуткая гематома на лице и меняются черты.
– А волосы, – прошептал Харитонов, – где ее чудесные волосы?
– Реаниматологи пытались вернуть вашу жену, – пояснил Павел, – использовали все средства. Ведь правильно говорю? – спросил он вдруг у Надежды Викторовны.
Яковлевой было некуда деваться, пришлось подтвердить весь этот бред. Впрочем, Харитонов не слишком слушал их объяснения, и, когда Павел предложил закрыть гроб и не открывать его в крематории, Олег Андреевич сразу согласился.
Потом гример протянул безутешному мужу полиэтиленовый пакетик.
– Тут все ее драгоценности – кольца, перстни, ожерелье. Откройте и пересчитайте. Вещи дорогие, чтобы потом претензий ко мне не было.
Но адвокат замахал руками:
– Нет, нет, наденьте на покойную. Она так любила цацки, пусть в них и похоронят.
– Хорошо, – согласился Павел, – только при вас надену, и тут же гроб закроем, чтобы потом без претензий.
Харитонов закивал. Гример принялся насаживать золотые ободки на негнущиеся пальцы покойной. Когда он чуть приподнял голову, чтобы застегнуть ожерелье, правый глаз Костиной, очевидно плохо заклеенный, чуть приоткрылся, а из груди вырвался вздох.
Олег Андреевич начал тихо сползать на пол. Охранник подхватил его и растерянно глянул на Надежду Викторовну.
Харитонова уложили на кушетку и сделали укол. Придя в себя, он схватил Яковлеву за руку и почти закричал:
– Валя жива!
– Нет, – качнула головой врач.
– Но я слышал, – настаивал вдовец, – она вздохнула.
– Выдохнула, – машинально поправила женщина и, стараясь подобрать самую мягкую формулировку, сообщила: – Так иногда случается, продукты распада скапливаются и, если тронуть труп, вырываются наружу.
Харитонов молча закивал. Глядя в его почти безумное лицо, Надежда Викторовна подумала: «На сцену тебе идти, артист».
Впрочем, когда сгорбившегося и разом постаревшего Олега Андреевича охранник аккуратно усаживал в шикарный автомобиль, в голову Яковлевой неожиданно пришла простая мысль: а что, если Харитонова обманули и он совершенно искренне горюет о супруге?
Я вылетела на улицу в невероятном волнении. Так, конец нити держу в руках, осталось лишь потянуть, и мерзкий клубок размотается до конца. Значит, интуиция не подвела – в лечебнице действительно запрятана первая жена Харитонова! Я присвистнула, представляя себе, какие последствия это открытие влечет для Тани. Ее брак с депутатом будет признан недействительным, следовательно, она потеряет все права на имущество – дом, сбережения, машины…
Останется голая и босая! Вот только страшно интересно, кто задумал эту аферу? Ответ на непростой вопрос знает сиделка Сонечка, грамотно обработавшая доктора Яковлеву. Только никаких ее координат в больнице не было, я даже не поленилась зайти в отдел кадров.
Сейчас, когда за окном вовсю торжествует демократия, родственники вольны приводить к больным кого угодно, если лечащие врачи не против. Но, как правило, люди нанимают местных медсестер, согласных ради приработка на все. Но Харитонов привел Соню. Значит, знал, что она может понадобиться.
Бесполезно проведя полчаса в расспросах, я решила атаковать крепость с другой стороны и поинтересовалась, в какую смену работает Павел-гример.
– Санитар, – вежливо поправила меня кадровичка, – Павел Филонов уволен полтора года назад. Хороший работник, руки волшебные, но запойный пьяница. Мы терпели, терпели, потом выгнали, хотя, честно говоря, жаль.
– Где он сейчас? – поинтересовалась я.
Женщина пожала плечами:
– Могу только дать адрес, который он указывал в анкете, – улица Усиевича…
Горя от нетерпения, я понеслась в указанном направлении.