Примерно месяц влюбленные провели в кинотеатрах и парках, потом остро встал вопрос – где встречаться? Таня устроила дикий скандал матери и через три недели праздновала новоселье на Камвольной улице. Дом, правда, был не очень хорош: блочная пятиэтажка первой серии. Чиновница из исполкома предлагала Людмиле Сергеевне подождать хотя бы до Нового года, но влюбленной Татьяне не терпелось иметь свое гнездо, и она въехала в квартиру, даже не сделав ремонта. Ей казались безразличными размер кухни, метраж комнаты и состояние санузла. Главное, что есть крепко запирающаяся дверь.
Федор перебрался к ней, началось некое подобие семейной жизни. Единственное, что не нравилось Тане, так это категорическое требование сожителя соблюдать тайну.
– Никому обо мне не рассказывай, – приказал мужик.
– Почему? – изумилась Таня.
– Работа, – многозначительно протянул любовник, но не стал делать уточнений.
Танюша постеснялась расспрашивать. Впрочем, деньги у кавалера водились, и жили они безбедно. Пару раз в гости наезжала Людмила Сергеевна, но прибывала мать, только предварительно созвонившись с дочерью, и Таня успевала спрятать вещи Федора.
Потом она забеременела. Известие о том, что он станет отцом, не слишком обрадовало Федора.
– Ребенку нужна нормальная метрика, женись на мне, – потребовала Татьяна.
Мужик неожиданно сказал:
– Ладно, только сначала послушай, что к чему.
Всю ночь они проговорили на кухне, то и дело распахивая окно, чтобы выпустить дым на улицу. Федор рассказал о себе «правду». Он – диссидент, борец с существующим коммунистическим режимом. За плечами две посадки по уголовным статьям.
– Уголовным?! – невольно отшатнулась от Феди Татьяна.
– Вот видишь, – грустно усмехнулся будущий муж, – ты уже готова бежать от меня на все четыре стороны.
– Почему уголовные статьи? – вновь робко спросила Таня.
– Видишь ли, – мрачно улыбнулся Федор, – специально сделано. Ну не могут власти открыто признать, что у нас существуют недовольные режимом, вот и оформляют как уголовников. Кражу приписывают или разбой… Так что имей в виду, связываясь со мной, большого счастья не жди. Я на крючке, могут вновь запихать в тюрягу. Подумай, может, лучше аборт сделать?
В душе многих русских женщин живет жена декабриста. Танюша с гневом отвергла предложение Федора, согласившись, однако, сохранить в тайне их взаимоотношения.
– Не рассказывай пока никому, – вколачивал ей в голову уголовник, – ни матери, ни сестрам, ни подружкам… Вот распишемся, родишь, тогда и сообщим. Представляешь, какой крик поднимет Людмила Сергеевна, когда узнает про меня? А в институте? Еще, не дай бог, отчислят… Нет, лучше молчком, диплом-то уже через год…
Тане пришлось признать правильность этих опасений. Мать и впрямь могла поднять дикий крик и помешать семейному счастью. А Танечка была без ума от Федора, любила его страстно, до полной потери соображения.
Расписались они в самом конце марта, очень тихо, взяв в свидетели случайно проходившую мимо девушку. Было это двадцать восьмого числа. Утром двадцать девятого Федор поехал домой и пропал. Вечером не позвонил, впрочем, наутро тоже. Танюша заметалась в ужасе по квартире. В голову лезли жуткие мысли. Целых три недели от мужа не было никаких известий. Потом вдруг ожил телефон.
– Татьяна Михайловна? – спросил безукоризненно вежливый голос. – Приезжайте на Петровку, паспорт прихватите.
На ватных ногах Танечка добралась до нужного кабинета. Высокий худощавый парень приветливо улыбнулся ей. Беседа длилась почти три часа. Потом, подписав пропуск, девушка, как сомнамбула, вышла на улицу, завернула за угол большого желтого дома, вошла в булочную, прошла в кафетерий, взяла стакан со светло-коричневой жидкостью и зарыдала.
К ней никто не подошел. Булочная соседствовала со зданием уголовного розыска, и здесь частенько плакали родственники, в основном бабы.
Вежливый следователь оказался предельно откровенен. Он показал Тане личное дело мужа. Онемев, смотрела женщина на документы. Федор, Феденька, ее ненаглядное сокровище, оказался самым банальным уголовником, отсидевшим не один срок, и взяли его двадцать девятого марта в чужой квартире с драгоценностями хозяйки в руках. Полной неожиданностью стало и наличие у мужа сестры Аллы…
Проплакавшись, Таня решила съездить к незнакомой родственнице. Может, все, что рассказывал о Федоре следователь, – вранье?
Козлов предупреждал ее, что правоохранительные органы хитры и коварны. «Небось обманули, а я, дура, поверила, – тешила себя успокоительными мыслями Таня, покачиваясь в салоне троллейбуса, – бедный Феденька!»
Алла оказалась дома и встретила новоявленную невестку крайне настороженно, пришлось даже демонстрировать паспорт с печатью загса. И вновь состоялся весьма неприятный разговор.
– Родители из-за него раньше времени умерли, – тихо рассказывала Аллочка, – стыд-то какой, во двор не выйти. Хорошо хоть в этот раз, когда вышел, дома не поселился, по друзьям терся, потом какую-то дуру нашел и к ней съехал… ой!
Алла испуганно глянула на Таню и захлопнула рот. Но та только махнула рукой – правильно все.
– Дура я, совершенно точно, а теперь еще ребенок будет!
Аллочка с удивлением оглядела почти не располневшую Танину складную фигурку:
– Когда?
– В конце июля, – тихо ответила невестка.
Но мальчик родился в начале августа – крупный, крикливый, судя по всему, здоровый. В родильный дом к Тане пришла Алла. Разговаривали на черной лестнице у грязного ведра с окурками.
– Ну зачем тебе ребенок? – прямиком заявила Алла. – Давай заберу мальчишку. Мы с мужем давно о ребенке мечтали, да никак не получается, думали из детдома взять, а тут все-таки своя кровь.
Татьяна не долго колебалась. О ее беременности не знал никто. Сессию сдала досрочно и в мае в институте не показывалась; матери наврала, будто уехала на практику и вернется лишь в сентябре… Таня боялась признаться самой себе, что у нее была мысль – может, лучше оставить младенца в роддоме? А тут такой шанс!
Дело решили полюбовно, не ввязывая в процедуру государственные органы. Мальчика записали на Таню и Федора.