* * *
Бандера заехал в свой автосервис, где им ремонтировали машины, и, обратясь к одному из мастеровых, спросил:
— Трубки остались тормозные?
— Ну, — ответил тот, утвердительно кивнув головой.
— Отломай пару штук вот таких вот где-то, — Бандера показал руками, какой именно длинны ему нужны трубки, и добавил: — Одну толстую, одну тонкую.
Через минуту слесарь принес ему требуемые трубки, Бандера осмотрел их и удовлетворенно произнес:
— Угу, пойдет. Все, пока.
Он сел в «Челленджер» и направился в свой гараж.
В гараже он разделся до трусов, день был довольно жаркий, и занялся столярно-слесарным делом. Напилил с десяток деревянных квадратиков, выпрямив, нарезал тормозные трубки сантиметров по семь, примерно. Эти обрезки трубок заточил так, что получилось что-то вроде медицинской иглы, собственно это и была игла, только она должна была колоть не кожу и мышцы, а автомобильные шины. В деревянных квадратиках, точно по центру он просверлил отверстия примерно под сорок пять градусов к плоскости и диаметром, совпадавшим с диаметром тормозной трубки. Взяв одну из трубок и вставив ее в деревянный квадрат, Бандера удовлетворенно хмыкнул, любуясь своей работой, трубка держалась под нужным углом и достаточно плотно.
Это было приспособление для прокалывания автомобильных шин. Положишь незаметно такую деревяшечку под колесо автомобиля и через несколько километров придется ставить запаску. Можно конечно, казалось бы, поступить проще, используя просто гвоздь, вбил в деревяшку и все дела, но не так все просто. Резина на «японках» сплошь бескамерная, и с гвоздем можно уехать очень далеко, колесо могло вовсе не спустить, пока гвоздь не вылетит. Многие так и делали, чтобы не ремонтировать колесо какое-то время, вворачивали в место прокола саморез и так ездили, иногда довольно долго. Трубкаже, имевшая внутри отверстие, выпускала воздух из колеса достаточно быстро, а Бандере это было и надо.
В самый разгар работы раздался вызов телефона, лежавшего на верстаке, звонил Толстый, сообщал, что с рынка вышла машина, которую купили какие-то иркутские ребята.
— Давно? — спросил Бандера.
— Да минут пятнадцать, но они еще заправляться будут, — ответил Толстый.
— Поехали! — коротко произнес он и, выключив телефон, стал одеваться.
Черный «Марк» стоял тут же, рядом с воротами гаража, ожидая своего часа, Бандера нажал кнопку дистанционного пуска двигателя, и черный охотник с удовольствием отозвался низким рыком двигателя, послушно отрабатывая холодный пуск.
Охота началась!
— Романова-то нет, но он не самая важная фигура.
— Но с ним-то тоже работать надо, он наверняка что-то знает, — возразил зам шефу.
— Да, кто его знает… раньше-то такого не было…
Но разговор прервала вдруг захрипевшая рация.
— На связи, — ответил на вызов Филатов.
Ему сообщили, что на семнадцатом километре трассы произошел очередной инцидент, которого они ждали и боялись: у транзитчиков вновь отняли машины, жестоко избив их при этом.
Услышав это сообщение, Филатов с замом понимающе переглянулись.
— Седьмой, где Банин? — спросил по рации начальник оперативного отдела. После последнего грабежа он установил наблюдение за многими членами преступных групп, насколько хватало людей. Один из них смотрел за Баниным.
— Где Банин, седьмой? Ответь третьему, — повторил свой вопрос Филатов.
— На замерах, товарищ капитан, — ответил седьмой.
— Опять ДТП, что ли, устроил? Кто с ним?
— С ним Толстых, еще я вижу Фролова и Матусевича, который Енда.
— Давно? — спросил седьмого капитан.
Седьмой посмотрел на панельные часы, он сидел в маленькой «Сузуки» невдалеке от места совершения Баниным ДТП, внимательно наблюдая за происходящим, и ответил начальнику:
— Сорок минут назад врезался. Адо этого в гараже был часа полтора, пилил там что-то.
— Понял, — ответил Филатов и, вызвав по рации пятнадцатого, приказал:
— Зайди в ИБС и скажи, чтобы ко мне в кабинет подняли Бороздина и Холодкова.
Капитан опустил рацию и бросил заму:
— Давай в отдел!
— Бля! Опять началось! — с досадой проговорил тот, разворачивая машину.
— Вызывай Топоркова, пускай едет на место происшествия и осмотрит там все, — опять обратился к заму Филатов, набирая по мобильнику номер полковника Ушакова.
— Алло, Александр Андреевич, новое заявление по грабежу. Сейчас ко мне доставят Бороздина и Холодкова. Будете с ними говорить?
Выслушав ответ начальника, он буркнул в трубку:
— Понял.
* * *
Филатов сидел за столом в своем кабинете, когда ввели Бороздина. Капитан посмотрел на арестованного тяжелым, полным неприязни взглядом и, молча встав, вышел из кабинета. Вошел Ушаков, сел за стол напротив Бороздина и, оглядев его с головы до ног, произнес:
— Ну вот, выглядишь человеком. Помыт, побрит. Чистый и опрятный.
Немного помолчав, полковник слегка навалился на стол и издевательски спросил:
— Че тебе дома делать, а?
Борзый проглотил издевку, промолчал, но недовольную гримасу все же скорчил.
— Ладно, ладно, — примирительно заговорил Ушаков. — Садись, разговор есть.
Борзый медленно опустился на стул и, глядя полковнику в глаза, произнес:
— Вы мне глаз выбили, а теперь хотите от меня чего-то.
— Я тебя не трогал, — спокойно парировал Ушаков. — А глаз проходит уже. А вот что оказал сопротивление — извини. Ты бы сейчас уже дома был, потерпевшие тебя не опознали. А теперь у тебя статья. Что делать-то будем, а?
Борзый не проронил ни слова, всем своим видом показывая, мол вам решать, и по его взгляду полковник понял — вербовка прошла успешно.
Разговор с Холодковым прошел совершенно по-другому, тот поддался на откровенность или сделал вид, что поддался, он сидел и объяснял Ушакову, преданно глядя ему в глаза:
— Да вы хоть у кого спросите, Александр Андреевич, криминалом уже год не занимаемся. Не дает же под страхом смерти, честное слово! Да мы бы и сами рады рвануть где чего, так грохнет же.
— Что это с ним стало, — сняв очки, спросил полковник.
— Да в девку какую-то втюрился, — объяснял Холодков, и в голосе его чувствовалось явное недовольство действиями Бандеры. — Правильным стал, нас правильными хочет сделать, можно сказать, уже сделал. Долги и те никто не выбивает уже. А на такое тем более никто бы не пошел. Не, это точно не наши, богом клянусь. Так что зря вы нас тут держите, мы здесь ни при чем.
Полковник молча слушал излияния Холодкова и напряженно о чем-то думал.