— Чем тебе здесь не нравится? — спросил Виталий нарочито грубым голосом и потащил ее под одеяло.
Под одеялом началась возня, хихиканья, айканья, ойканья, потом вздохи, а потом в течение какого-то времени джип мерно покачивался из стороны в сторону.
Наигравшись, голубки еще немного полежали, отдыхая от любовных утех, и начали одеваться. Пожалуй, одевание было самым серьезным неудобством проживания в машине, приходилось делать это практически лежа, да еще вдвоем и одновременно.
Виталий, распахнув переднюю дверь, сидел боком на кресле и чистил зубы, а Ирина, зябко кутаясь в теплую куртку, поливала ему из пластиковой бутылки.
— Смотри, лед уже! — скала она, глядя на раскинувшуюся перед ними водную гладь. — Озеро все уже замерзло.
Зима к тому времени уже начинала вступать в свою силу, первый снег почти растаял, но лед уже держался, и чувствовалось, что уже намечаются морозы.
Виталий проследил за ее взглядом и, вынув изо рта зубную щетку, проговорил с улыбкой:
— Во, блин! Щетка к зубам примерзает!
— Я тебе говорила, не лето уже. Дома надо жить, — сказала ему Ирина, поливая из бутылки, пока он споласкивал щетку и умывался.
— Давай! — он вместо ответа подставил ей ладони.
Плеснув себе в лицо водой, он улыбнулся и предложил:
— Давай поцелуемся на морозе, прилипнем друг к другу и будем вместе уже точно навсегда. Давай?!
Ирина рассмеялась и положила бутылку с водой в машину.
— Навсегда не получится, до лета только, — со смехом сказала она.
— Ты не замерзла? — спросил ее Виталий, вытирая лицо. — Давай, садись.
Ирина сидела на месте водителя и аппетитно грызла огромное сочное яблоко, Виталий включил в розетку прикуривателя бритву и тщательно выбрился, глядя в зеркало заднего вида. Когда от яблока почти ничего не осталось, Ирина потрясла его остатками в воздухе и сказала:
— Ну, сколько можно есть эти яблоки?!
— Вон вафлю погрызи… Хочешь? — предложил Виталий, не прерывая своего занятия.
— Не хочу! Я чаю хочу, горячего! — капризно, как маленькая девочка, ответила она.
— Ириша, ну не делай ты проблемы из ничего, — спокойно отвечал ей Виталий. — Давай купим термос и будет тебе чай горячий по утрам.
— Нет. Я хочу дома, как люди, — пропела она нежненьким голоском.
— А сейчас мы как кто? — спросил ее Виталий.
— А сейчас мы как бичи, то есть… — она на секунду задумалась, — то есть бомжи, ну какая разница.
— Ну, ты уж совсем, Ириска! Ты что?! Тебе же так нравилось! Говорила, это так романтично!
— Это романтично, когда редко, а постоянно так жить, так с ума можно сойти, — ответила она, засовывая огрызок яблока в пепельницу.
Народная мудрость, что с милым рай и в шалаше, подвергалась в данный момент серьезным сомнениям, во всяком случае, с ее стороны. И что ей скажешь, она была права, не может быть праздник каждый день, в этом случае он неминуемо превратится в будни, а то и того хуже.
— Нет никаких элементарных удобств. Я даже в туалет не могу сходить, холодно, — продолжала она.
— Сейчас поедем в платный и сходишь, никаких проблем, — отвечал ей Виталий, аккуратно выбривая щеки. — Или в сауну. Хочешь? — спросил он, улыбаясь. — Заодно и помоемся!
— Мне не до шуток, Виталя. Давай, отвези меня домой. Я хочу в порядок себя привести, переодеться, — говорила она ему, полулежа в кресле и разглядывая свои ногти с уже изрядно облупившимся лаком.
Желания ее были понятны и вполне закономерны, она ведь не требовала ничего сверхъестественного, не устраивала скандалов, не вела себя как избалованная девчонка из богатой семьи, хотя и являлась таковой. К удобствам она привыкла с детства, ванна, теплый туалет, чистое белье и одежда были для нее естественны. Ей было с ним хорошо, по-настоящему хорошо, и она готова была терпеть некоторое время некоторые неудобства. Действительно, какой-то не очень долгий срок это было даже романтично, но жить так постоянно она не могла, да и не хотела. Зачем?!
— И вообще, давай жить дома, — предложила она, — как люди. Ну я прошу тебя!
Виталий ничего не ответил, и она, одолеваемая неприятными сомнениями, спросила:
— Скажи правду, тебе нечем платить за квартиру?
Виталий молча выключил бритву, продул ее и положил в чехол, потом серьезно взглянул на Ирину и начал говорить со всей серьезностью.
— Пока есть, но скоро будет нечем. У меня пацаны сидят в тюрьме, — глядя ей прямо в глаза, говорил он, что ж, пусть знает, раньше он этого ей не говорил. — За меня сидят, за то, что я сделал. Понимаешь? Я не могу не поддерживать их отсюда. Если сам сяду — другое дело. Но пока я здесь, я буду помогать им всем, чем могу, даже если придется отрывать это от себя.
— А от меня? А от нас, Виталь? — задумчиво глядя на него, спросила Ирина.
— Не дави на меня! Прошу! — выпрямился в кресле Виталий. — Я придумаю что-нибудь, что бы хватило и нам и им. В крайнем случае опять выйду на трассу.
Ирина хотела было что-то сказать, но он остановил ее:
— Не спорь со мной! Прошу тебя! Это дело практически легальное и конкурентов нет.
Он посмотрел на нее и в широко раскрытых глазах ее увидел немой вопрос. Он так привык понимать ее без слов, что и на этот раз правильно прочитал его в любимых глазах.
— Да, я обещал, — начал он в ответ, — но я думал, что смогу заниматься каким-нибудь… бизнесом что ли… Но я не могу… Ты уж меня прости! Не для меня это…
Ирина долго и задумчиво смотрела на него, а затем спросила:
— А я? А мы, Виталь? Мы для тебя? Ты разбиться можешь в любой момент или инвалидом стать. Как я тогда буду без тебя? Ты подумал? Я же не смогу перенести этого! Жизни не могу представить без тебя!
Виталий молчал. Ему вспомнились слова из книги «Маленький принц», которую он читал еще в детстве, но почему-то запомнил их.
«Мы в ответе за тех, кого приручили».
Теперь он был не свободен, теперь он был в ответе за нее, за себя и за них вместе взятых.
— Ну прошу тебя! Ну придумай что-нибудь! — продолжала уговаривать его Ирина. — Устройся, в конце концов, на работу. Тебя везде возьмут, ты ведь все умеешь! А жить мы пока можем у меня, он же ушел к брату своему. Там сейчас живет. Почему ты не хочешь пользоваться тем, что есть у меня?
— Спасибо тебе, но ты лучше учись пока. Пора тебе уже в институт, нагонять своих, — отвечал ей Виталий, уже решивший, как быть.
Действительно, она права, так жить нельзя, но воспользоваться благами ее отца он не может, это совершенно исключено. Ирине квартира досталась от родителей, которые уже, наверное, знали о нем и испытывали к нему неприязненные чувства. Поэтому о переезде туда не может быть и речи. Чем же тогда он будет отличаться от ее мужа, которого сам же и упрекнул в этом.