Приготовившись к встрече с секретаршей, я распахнула дверь и оказалась прямо в кабинете. По непонятной причине вход к Чванову никто не сторожил. Большая, более чем тридцатиметровая комната была заставлена книжными шкафами, внутри которых виднелись разнокалиберные тома, чуть в глубине ее помещался огромный письменный стол, заваленный горами бумаг, папками и газетами. Но самое яркое впечатление производила одна из стен, сплошь от потолка до пола увешанная фотографиями с автографами. Мужские и женские лица, молодые и старые, веселые и грустные…
– Сколько снимков, – невольно ахнула я, – это ваши родственники?
Сидевший за письменным столом мужчина рассмеялся густым басом:
– Можно сказать и так. Но на самом деле это пациенты, которые после операции живыми и здоровыми ушли домой.
Я продолжала рассматривать «коллаж». Да, впечатляет и, наверное, производит сильное действие на больного человека. Он приходит договариваться об операции, боится, нервничает, а тут такой «иконостас»!
– Слушаю, – решил оторвать меня от созерцания портретов хирург.
– Я звонила вам недавно от Гали Верещагиной…
– Слушаю, в чем проблема?
«В Каюровых», – хотела было ответить я, но вслух сказала другое:
– Очень плохо себя чувствую.
Чванов мягко улыбнулся.
– А именно?
Я вновь начала перебирать различные части тела, пытаясь сообразить, какая у него специализация. Гинеколог? Маловероятно, на стене полно снимков мужчин. Онколог? Уролог? Пульманолог? Ну какие части тела он оперирует? И зачем я только решила прикидываться больной!
Андрей Владимирович тяжело вздохнул:
– Анализы принесли?
– А как же, – обрадовалась я.
Честно говоря, терпеть не могу ходить по врачам, а кровь последний раз сдавала лет пятнадцать тому назад. Кстати, мои домашние тоже «обожают» лечиться и по докторам никогда не бегают. Но Зайка, собираясь стать матерью, регулярно носилась в лабораторию, и сегодня, отправляясь к Чванову, я вытащила из секретера несколько листочков.
Хирург уставился на бумажки, потом хмыкнул:
– Милочка, вы беременны.
– Не может быть, – выпалила я в полной растерянности, понимая, что сваляла дурака, – извините, но я не имею мужа.
Андрей Владимирович сохранил серьезное выражение лица, но в глазах его запрыгали чертики.
– Похвальное целомудрие в наш век бурной сексуальной революции. Так чем я могу помочь? Роды не принимаю, а по внешнему виду вы никак не похожи на мою пациентку.
Тут я не утерпела и поинтересовалась:
– А вы все отрезаете или только какие-то части?
Чванов хрюкнул и захохотал:
– Дорогая, откуда вы взялись? Ну признайтесь, вы работаете в газете, знаете про то, что я терпеть не могу журналистов, и решили таким образом взять интервью. Хорошо, согласен, ей-богу, вы мне нравитесь. Все ли отрезаю? Нет, только то, что испортилось, работающие куски оставляю…
И он снова заржал. Я хотела похвалить его за прозорливость и прикинуться корреспондентом, но неожиданно сказала:
– Вот и не угадали, более того, вам ни за что не догадаться, кем я работаю.
Андрей Владимирович хохотнул последний раз и поинтересовался:
– И кем же?
– Детективом.
– Вы сотрудник милиции?
– Нет, частный детектив.
– И зачем я вам понадобился?
– Вы знаете Каюровых?
– Кого?
– Мишу и Лену. Вы еще порекомендовали им поставить лошадей к Верещагиным. Кстати, почему вы посоветовали именно эту конюшню?
– Столько вопросов сразу, – усмехнулся Чванов и, достав небольшую, красиво изогнутую трубку, поинтересовался: – Не помешает?
Я помотала головой. Андрей Владимирович сосредоточенно поковырял в деревянной «чашечке» какими-то железками, набил ее табаком, выпустил светло-серое облако дыма и сказал:
– А я к Гале с Лешей многих направил.
– Почему?
Чванов улыбнулся.
– Если начал делать доброе дело, не надо останавливаться!
– Не понимаю.
– Я был самым первым их клиентом.
– Ну да? А Галка говорила, будто они объявление в газете дали.
– Правильно, – кивнул Чванов, – я иногда просматриваю «Из рук в руки», там интересные вещи встречаются.
Как-то раз Андрей Владимирович листал один из номеров газеты бесплатных объявлений. В глаза кинулись строчки «Отличные конюшни». Чванов призадумался. Любовь к лошадям у него в крови, и дед, и отец работали на ипподроме. Поэтому, как только ему позволили финансы, хирург завел сразу двух скакунов. Но держать коней на городской квартире невозможно, да и на даче для них нет условий, поэтому лошади Чванова находились в хорошо известном всем лошадникам месте – конюшне Олега Чеснокова. Все там было хорошо, кроме одного. У Чеснокова вечно толкался народ, и приходилось не столько наслаждаться природой и общением с любимым Огоньком и Бураном, сколько разговаривать со знакомыми. Может, кому-то такое времяпрепровождение и было по вкусу, но только не профессору. За неделю он успевал побеседовать с таким количеством народа, что в выходные хотел лишь одного: покоя и тишины. А этих двух составляющих у Чеснокова как раз и не было.
Андрей Владимирович позвонил по телефону и остался доволен. Леша честно сказал, что звонок Чванова первый, что много денег он не возьмет и что конюшня только открывается. Наверное, следовало сразу отказаться от Верещагиных, но Чванова тронула искренность Алексея, и он поехал взглянуть на стойла.
Сказать, что хирург испытал разочарование, – это не сказать ничего. Скакунам предлагался сарай, правда аккуратно покрашенный, устеленный соломой и со свежеобструганными воротцами. Но никакого сравнения с каменными домами Чеснокова новое «стойбище» не выдерживало. Не было в Зыбкине гостиницы, обширного штата обслуги, только Галя, Алексей и их дочь Катя. Но именно девочка и склонила чашу весов в их пользу. Рыжая, такая же, как мать, она подошла к хирургу и бесхитростно поинтересовалась:
– А где лошадки?