— Девичья фамилия моей жены — Рюмина. Зовут ее Надежда Георгиевна, родилась тоже в Минске, в пятнадцатом году. Двое детишек у нас, мальчики, Саша и Алеша, пяти и трех лет. А родные живут в деревне Слободы… Водички можно?
— Потом, — все так же бесстрастно ответил переводчик. — Потерпите, давайте дальше, а я буду переводить.
«Гонит, — подумал Волков, — торопится, не хочет ждать, пока я выдавлю из себя по капле всю легенду, желает скорее начать гонять меня по ней по второму кругу, чтобы накрыть на несовпадении мелких деталей, измотать морально и физически. Жаждет приблизить момент надлома, когда будет некуда деться, когда я завиляю, засуечусь, начну ошибаться, путаться.
У него наверняка припасено несколько каверзных вопросов, ответы на которые он знает как „Отче наш“, а я их знать просто не могу, поскольку ни разу не был в тех местах, о которых принужден рассказывать. Некогда нам было готовиться, торопились мы, очень торопились, не рассчитывали на такой поворот… Ну что ж, сам решился сюда пойти, сам и выпутывайся!»
— Говорите, мы слушаем, — поторопил переводчик.
— А чего? — сделал непонимающее лицо Антон. — Билета у меня не осталось, да и не до билетов было, когда самолеты бомбили. Где это случилось, точно не скажу, но поезд шел от Бреста к Минску. Бомбить начали на перегоне, вдали от станций.
— Попробуйте вспомнить точнее, — терпеливо попросил переводчик. — Это в ваших кровных интересах!
Обер-лейтенант, не стесняясь, зевнул — ему стало скучно наблюдать за полицейскими играми. Волков отметил, что переводчик уже почти не тратит времени на перевод — так, бросает офицеру короткие фразы, кое-как объясняя смысл разговора.
— Я, господин офицер, — обращаясь к обер-лейтенанту, сказал Антон, — должен подумать, вспомнить. Тяжело так-то сразу все. Думаете, легко было сюда добираться? Голодовал, мок под дождичком, — он тонко всхлипнул, — есть хочется, жена незнамо где, может, уже молит перед Господом вместе с малыми детками за отпущение наших грехов…
— Что с ним? — недовольно скривился офицер.
— Притворяется, — равнодушно пояснил на немецком переводчик. — Хочет разжалобить. В России это весьма распространено в беседах с начальниками. У русских веками отбивали чувство собственного достоинства, поэтому нам легко будет превратить их в рабов.
Он подошел ближе к Волкову, легонько похлопал его по спине ладонью:
— Хватит, хватит, Буров! Вы не у себя дома. Бросьте паясничать! Я дам вам шанс доказать, что вы правдивы. Хотите?
— Заставьте век за вас Бога молить, — начал ловить его руку Антон, но переводчик быстро убрал ее за спину.
— Слушайте внимательно, — сказал он. — Получите два часа времени, кусок хлеба, карандаш и бумагу. Напишете все, без утайки, а потом мы снова встречаемся. Держите!
Он сунул в ладонь капитана огрызок карандаша и лист бумаги в клетку, вырванный из школьной тетради.
— Напишете все о родных жены, о своем маршруте. Только точно, Буров. Идите, хлеб тоже дадут.
Знаком подозвав солдата, стоявшего у двери, переводчик показал на задержанного:
— Отведете в кладовку в конце коридора. Запереть, дать хлеба.
Солдат грубо сдернул Антона со стула и толкнул к двери. Подождав, пока они выйдут, переводчик устало потер ладонями лицо и, обращаясь к обер-лейтенанту, сказал:
— Надо вызвать штурмбанфюрера Шеля. Я не провидец, но вполне вероятно, Буров один из тех, кто ему так нужен.
— Вы думаете? — поднял брови офицер. — Он производит впечатление недалекого человека.
— Он все лжет. Причем довольно изобретательно и ловко, — жестко ответил переводчик. — У нас сегодня недурной улов, обер-лейтенант, сразу трое задержанных, не считая выявленного вчера старого большевистского подлеца. Но им лучше пока не встречаться, поэтому я распорядился отвести Бурова в кладовку, а не в подвал.
— Считаете, что все они из одной компании? Но тех двоих поймали совсем в другом месте. И на «лесных призраков» они явно не тянут.
— Поглядим, — доставая сигареты, ответил переводчик. — Скоро все станет на свои места…
* * *
В рощице действительно оказалась лощинка — узкая, с пологими краями, она скрывала свое начало и конец в густых кустах бузины. Располагаясь в ней, Зверев еще раз подивился внимательности и предусмотрительности командира — надо же, по туману определил, что здесь есть где укрыться! Помня о постоянных наказах капитана, чтобы рядом с радистом все время находился один из членов группы, Николай приказал Егорову залечь рядом с Костей, а сам выполз к кустам на краю лощины, поднял бинокль и стал ждать, когда у околицы появится знакомая фигура в мятом штатском костюме.
Всюду — на привалах и во время движения — капитан берег радиста: по очереди, сменяя друг друга, ребята помогали Крылову нести рацию и батареи питания, охраняли его. Однажды командир объяснил им, что если бы их было пятеро, трое могли бы вести поиск, а один нести охрану рации и радиста.
Поэтому предусматривалось создание группы из шести человек, чтобы поиск вели две пары одновременно, однако Попов оказался слабо подготовленным, и его пришлось оставить на базе, а теперь, после гибели Трофимова, у них даже нет возможности создать поисковую тройку…
Капитан не появлялся долго. Зверев уже начал волноваться: что могло случиться с их командиром, почему его до сих пор не видно? Заблукал в лесу? Абсурд, его нарочно не заставишь заблудиться. Произошла непредвиденная встреча? Ведь он ушел безоружным, даже пистолет оставил, как будто собрался в гости к знакомым в Москве, а не в деревню в глубоком вражеском тылу. Странный человек, временами просто непонятный. Иногда мягкий, задумчивый, но чаще — собранный, жесткий, не терпящий возражений, не объясняющий, почему и зачем, но требующий — так надо! Надо — и все!
Может, если точно знать, зачем они сюда прилетели, сразу стало бы куда легче, но они — только глаза и руки капитана, причем глаза и руки менее умелые и надежные, чем его собственные. Приходилось это признать, но обидно, если он им просто не доверяет. Конечно, у него тоже приказ, и вполне возможно, что он не имеет права сказать, зачем и куда они идут. Ведет он их уверенно, явно стремясь скорее достичь какой-то одному ему известной цели. Какой? Наверное, об этом знает только капитан да еще в Москве, в центре.
Оторвавшись от бинокля, Зверев поглядел в низкое серое небо, давая немного отдохнуть глазам и гадая — пойдет все-таки дождь или нет? Потом снова приник к окулярам.
Есть! Вот он, их капитан, идет по тропинке через поле, устало переставляя ноги. Подошел к забору одного из домов, открыл калитку, прошел внутрь ограды, постучал в окно, но ему не открыли — капитан начал обходить дом, вертя головой по сторонам. Откуда ни возьмись около забора вдруг появился мужик в пиджаке. Капитан подошел к нему, потом вместе с ним перешел дорогу и направился к другому дому, уселся там на лавку и начал пить из крынки, которую вынесла женщина.