— Что?! — шагнул к нему начальник заставы.
Таранин, не отвечая, пошел в угол, к шкафчику аптечки. Плечи его дрогнули.
— Все, — глухо сказал он.
Начальник заставы накрыл тело перебежчика простыней. Скорбно постоял над ним несколько секунд, а когда обернулся, увидел Денисова, расстегивавшего пуговицы на вороте гимнастерки. Стянув ее с себя, он начал прилаживать на груди брезентовый пояс с папкой и гранатами.
— Теперь моя очередь, — ответил капитан на немой вопрос начальника заставы. — Готовьте машину, надо ехать.
* * *
К старому зданию госбанка участковый уполномоченный Алексей Кулик добрался только в первом часу ночи — совещание в райотделе НКВД затянулось. В банке сегодня нес службу его односельчанин — Петя Дацкий. Он уже больше недели не был дома и попросил через дежурного, чтобы Алексей по окончании совещания заехал повидаться, рассказать последние новости и передать семье привет и гостинцы.
Выходя из райотдела, Кулик взглянул на часы — время позднее, может, не ездить к Пете? Тем более, до родной деревни Кулика еще крутить и крутить педали старенького польского велосипеда — разве к утру только доберешься, если не позже; но нехорошо подводить товарища — не таков Алексей Кулик, чтобы сначала обещать, а потом не сделать. Служба в милиции — особенно здесь, в недавно воссоединенных районах Западной Белоруссии, — напряженная, сложная; бывало и постреливали по ночам. Самого Кулика тоже раз чуть на тот свет не отправили. Подозреваемых на покушение оказалось всего двое — Гнат Цыбух и Ивась Перегуда. Обоих начальство распорядилось задержать и доставить в город. Теперь они сидят в камере тюрьмы, ведется следствие.
При таких делах, да когда немец за кордоном без конца шебуршится, скоро ли еще Петро в деревню попадет? Может, через неделю, а может, через две, но никак не раньше. А он, Кулик, утром дома будет — поспит часок-другой и опять на службу. Тогда и к Петиной родне заглянет, передаст приветы и гостинцы. Поэтому, более не раздумывая, Алексей поехал к госбанку — благо недалече, весь городок за два часа пешком можно обойти.
Заранее предупрежденный звонком дежурного, Дацкий уже ждал. Поглядев в окошечко и убедившись, что перед ним действительно Кулик, он приоткрыл тяжелую дверь, пропуская участкового внутрь. Подал узелок с гостинцами, вздохнул:
— Ты, Алексей, моим скажи, пусть шибко не беспокоятся. Служба! Да и международная обстановка… Жене передай, что на неделе буду, начальник отпустить обещал. Чего на совещании говорили?
— Все то же, — устало зевнул Кулик. — Надо быть всегда начеку, ловить провокаторов и шпионов, изучать оружие и выявлять распространителей ложных слухов. Поеду я, а, Петро? А то еще сколько педали крутить…
— Давай, — отпирая двери, неохотно согласился Дацкий. Ему было скучно одному сидеть ночью в здании банка и ждать утра, отвечая на редкие телефонные звонки дежурного по райотделу. А тут предоставилась возможность с односельчанином побалакать, отвести душу.
— Аккурат к рассвету на месте будешь, — сказал Дацкий, наблюдая, как Кулик пристраивает узелок на руль велосипеда.
— Ну прощевай, Петро, — взмахнул рукой участковый. Тронулся с места, неуклюже покачиваясь из стороны в сторону, покатил под горку, по мощенной булыжником улице, чтобы потом свернуть на шоссе, ведущее к границе.
Несколько минут Дацкий стоял в дверях, глядя вслед удалявшемуся односельчанину. Потом поглядел на полное звезд небо и сердито захлопнул тяжелую дверь. Задвигая засов, он вздохнул — не удалось хоть немного скрасить скуку ночного дежурства.
Но и Алешку надо понять — и служба, и семья, и времени свободного остается не так много, а дел хватает, что на огороде, что в хате, которая быстро придет в упадок без хозяйского догляду. Хорошо, успел передать с ним гостинцы своим, будет радость дочке, да и жена получит весточку.
Войдя в зал банка, Дацкий направился к телефону — позвонить дежурному, сообщить, что Кулик был и уже уехал, на посту все в полном порядке.
Позвонив, он начал устраиваться на ночлег — не грех и прикорнуть немного. Вытянувшись на жесткой деревянной скамье с высокой спинкой и резными круглыми подлокотниками, Петр блаженно потянулся, ослабил ремень с висевшей на нем кобурой нагана, прикрыл лицо фуражкой и задремал.
Снились ему родная хата, стоящая на пригорке под высокими ветлами, тихая заводь, окруженная стрелками цветущего камыша, и ласковые руки жены, заботливо подсовывающей под голову Петру подушку в разноцветной, сшитой из ситцевых лоскутков, наволочке…
Тем временем Кулик уже доехал до окраины городка. Улицы там были немощеные, шины велосипеда мягко шуршали по земле, тянуло свежестью от разросшихся за палисадниками деревьев, прятавших за своей зеленью домишки предместья.
Заметив около забора темные фигуры, Алексей насторожился — еще свежо было в памяти противное ощущение близости смерти, когда мимо виска просвистел выпущенный из чужого ружья свинец. Зачем опять по-дурному подставлять голову? Мало ли кто может таиться в темноте, тем более — городок их приграничный. Не зря же на совещаниях все время толкуют про диверсантов и шпионов!
На всякий случай он расстегнул кобуру нагана и замедлил ход велосипеда, чутко прислушиваясь — не раздастся ли в ночной тишине характерный щелчок взводимого курка или лязг передернутого затвора?
Но, подъехав ближе, он разглядел светлое женское платье, услышал девичий смех и немного успокоился — молодежь гуляет. Июньские ночи короткие, соловьиные трели, поцелуи под луной, жаркие слова признаний…Пусть гуляют, их дело молодое. Потом будет семья, пойдут дети, начнутся заботы по хозяйству — и эти короткие летние ночи останутся только сладким воспоминанием о золотой поре.
Улыбнувшись в темноте в ответ на свои мысли, Кулик нажал на педали, торопясь к утру добраться домой…
* * *
Завклубом Сашка Тур с малых лет страдал от того, что природа наградила его рыжей шевелюрой и неисчислимыми конопушками, щедро рассыпанными по всему лицу. Мама, бывало, говорила: «ты не рыжий, Санечка, а золотой», — но соседские ребята ее точку зрения не разделяли и дразнились. Он злился, лез в драку, разбивал обидчикам носы, но и самому частенько доставалось.
Потом наступила юность, ребята дразнить перестали, тем более что вырос Саша парнем крепким и умел постоять за себя, но возникла другая, пожалуй, еще более серьезная проблема — девушки! Как ухаживать за понравившейся девчонкой, если проклятые рыжие вихры не поддавались никакой расческе, а конопушки не сходили даже от ежедневных протираний тройным одеколоном? Лицо только еще больше краснело и с него начинала слезать кожа, но конопушки упрямо сидели на носу.
С волосами Сашка кое-как справился — начал стричься коротко, «под расческу», оставляя короткий жесткий ежик, а про конопушки постарался накрепко забыть, словно и не было их совсем.
Весной, закончив курсы киномехаников, он по распределению приехал в этот городок. Работа ему понравилась — всегда с людьми, сам кассир и киномеханик, сам художник, рисующий афишки, сам бухгалтер и руководитель кружков, но сам же и уборщица, и завхоз, и дворник. Однако какие это мелочи, когда есть самостоятельный заработок и отдельная комнатушка при клубе, обустроенная в соответствии с собственным вкусом!