Шель досадовал, что не взяли русского парашютиста; ловкая бестия — даже будучи скованным, искалечил двух эсэсовцев и убил несколько солдат. И ушел, черт бы его взял, опять ушел! Это — профессионал высокого класса, такого не пошлют сюда из-за ерунды, что вновь подтверждает догадки о важности его задания.
Но опять догадки, и только догадки! А допросить опять некого. Надо надеяться, что группа русских парашютистов сильно потрепана… Опять надежды!
Тщательно обгладывая куриную ножку, он сердито засопел: надежды, предположения, догадки — как в дамском салоне при гадании на картах! Солдаты обер-лейтенанта вчера только старательно имитировали активность в поисках русского, не углубляясь в лес, боялись получить пулю: у парабеллума длинный ствол, точный бой, а русский, как выяснилось, прекрасно владел оружием.
Умирать никому неохота, даже на войне, а в собственном тылу тем более. Спраздновали труса, но уличить их в этом невозможно — вернулись не скоро, грязные, усталые, жаловались на сумерки, дождь и отсутствие собак, способных вести по следу. Да, собак убили другие русские, за которыми охотились днем, но привезли только их трупы и тела солдат вермахта. Сколько потерь! И еще сгоревший грузовик!
Снова надо начинать охоту, стягивать петлю засад, постов, заслонов, досконально проверять всех задержанных, не допуская больше неоправданного риска. Но кто мог подумать, что парашютист окажется столь прытким даже в наручниках? Хотя, наверное, стоило принять дополнительные меры предосторожности, зная, как он себя уже проявил здесь.
Время идет, генерал Тровиц скоро начнет выказывать нетерпение и неудовольствие — пока только потери людей и техники, а с русскими разведчиками еще не покончено, и неизвестно их задание. Оберст Хахт, этот вышколенный штабист, не преминет подлить масла в огонь генеральского гнева. Стоит ли сейчас ссориться с генералами вермахта, когда они на коне? Немецкие танки рвутся вперед, каждодневно уходят в Берлин сводки с перечислением новых населенных пунктов, занятых армией, множество пленных, впереди Смоленск…
И сейчас, если Гельмута вдруг постигнет неудача, все его оправдания в глазах руководства будут выглядеть жалкими, особенно на фоне победных реляций армейцев. Наверное, надо на всякий случай заранее подготовить пути отступления, найти виновного в неудаче. Как говаривали в средневековье: еретик — это тот, кого хочется сжечь! Вот и подумаем на досуге: кого послать на костер вместо себя?
Унтерштурмфюрер Рашке размышлял примерно о том же. Именно он выявил русского диверсанта, блокировал того в подвале, преследовал по лесу уходящих парашютистов, рисковал собой, но вмешался прибывший штурмбанфюрер Шель — и все сразу пошло плохо. Зачем церемониться с русским, когда и так все ясно? Зачем вести с ним долгие разговоры, угощать сигаретами, теряя золотое время? Сразу интенсивный допрос, выбивание показаний, натиск, крутые меры вплоть до расстрела на его глазах заложников из числа жителей деревни. Русским свойственна жертвенность, они не способны заставлять умирать вместо себя других. А теперь придется все начинать сначала.
Может быть, стоит доложить наверх о вмешательстве Шеля, представить все заранее в выгодном для себя свете, чтобы потом не сожалеть, что вовремя не обезопасил собственный зад и не убрал голову из-под удара? Шель — тонкая штучка, человек со связями: не каждому удается попасть в команды по ведомству Розенберга. С ним надо держаться настороже, не промахнуться, не опоздать в заботах о себе.
Русских сейчас ловить станет во сто крат сложнее — они затаятся, уйдут в непроходимые леса и болота, которыми изобилует здешняя местность. И кто знает, где они вынырнут в следующий раз?
Местный большевик мертв. Несомненно, что парашютист шел именно к нему и специально сдался, надеясь попасть в подвал и переговорить со стариком, а потом попытаться уйти. Следует признать, что его план удался. Правда, не совсем, но в целом ему удалось выполнить задуманное. Какую тайну он унес с собой в лесные дебри, какую тайну унес с собой в могилу местный большевик? Как теперь узнать? Мертвые молчат, а ушедший в лес вряд ли вновь попадется — теперь он вдвойне осторожен, и сколько с ним осталось русских парашютистов — двое, трое, один?
«Нет, надо докладывать, — допивая кофе, решил Рашке. — Заранее доложить и не ждать, пока на тебя свалят неудачи. Так вернее».
Рыжеватый обер-лейтенант с разноцветными глазами страстно желал, чтобы черные эсесманы поскорее убрались подальше от расположения его части. От них только неприятности, и не можешь нормально командовать собственными солдатами. Стоять в тылу и нести потери, гоняясь по лесу за кучкой русских бандитов? Слишком! Кому они нужны? Вечно полицейские придумают себе важнейшие дела и хитрые игры, а расхлебывать приходится другим.
На окраине деревни уже появилось небольшое кладбище с ровными рядами светлых березовых крестов над солдатскими могилами. Над могилами его солдат, убитых здесь, в своем тылу! Что могут сделать пять-шесть русских, засевших в лесу, если их армия почти разбита и откатывается с каждым днем все дальше и дальше на восток? Какую реальную опасность могут представлять парашютисты? Никакой!
— Отличная новость, господа, — прервал молчание обер-лейтенант. Все-таки он хозяин, и надо поддержать или самому начать беседу. — Наши танки выходят к Днепру.
Рашке, занятый своими мыслями, только вяло кивнул в ответ. Гельмут отодвинул от себя пустую чашку и заметил:
— Мы потеряем еще много немецких жизней, пока войдем в Смоленск.
— На любой войне неизбежны потери, — философски ответил обер-лейтенант, скрывая свои мысли.
— Но на этой войне они слишком велики, — Шель закурил, выпустив струю синеватого дыма в сторону открытого окна. — Я бы даже сказал — недопустимо велики! Только за двадцать седьмое июня наш 39‑й корпус потерял под Минском множество танков! А танк всегда дороже человека: надо добыть руду, выплавить броневую сталь, сделать боевую машину, вооружить ее, обучить экипаж, залить горючее. Но одна вульгарная бутылка с зажигательной смесью, брошенная малограмотным русским мужиком, — и чудо немецкой военной техники горит!
— Да, русские воюют не по правилам, — согласился Рашке.
— На войне не бывает правил, — усмехнулся Шель, — на войне есть победители и побежденные. Части генерала Русиянова несколько суток сдерживали продвижение танков Гудериана на Минском направлении. Это по правилам? Под Березино насмерть стоят русские чекисты. По данным разведки, ими командует некий Василевский из Минского областного управления НКВД. Там же дерутся русские пограничники под командованием Богданова. Кто он такой, пока установить не удалось. Это тоже по правилам? Когда контрразведчики превращались в полевых солдат? Не-е-ет, от русских нечего ждать честной войны. Даже красный цвет их знамен говорит об агрессивности. Провидение фюрера предупредило нападение Советов на нас, теперь наша задача окончательно сломать хребет русскому медведю. Сломать как можно скорее, но не забывая, как бывает опасен раненый зверь.
— Причем здесь цвет знамен? — не понял обер-лейтенант. — Знамя национал-социалистической партии тоже красное.