— Сколько?
Я пять раз нажимаю на тангенту.
— Огонь открываешь самостоятельно. Мы скоро будем.
Я нажимаю на тангенту один раз. Это означает «Все нормально» или в данном случае «Понял». Проблемы с караваном не будет. Пятеро бородатых и нас пятеро. Ну, пусть даже минус два огнемётчика. Все равно у духов нет ни малейшего шанса. Два моих бойца все прекрасно слышали в своих радиоприемниках. Ближайший из них знаками показывает мне, что они готовы открыть огонь по моей команде. Команда стандартная: «Хоп».
Долго ждать её не приходится. Пока я болтал по радиостанции с Вадимом караван подошел к нам почти вплотную. Я подаю команду и одновременно с нею открываю огонь по ближайшим двум моджахедам. Рядом начинают работать и автоматы моих ребят.
А из-за небольшого горного выступа тем временем плавно, как корабли пустыни, выплывают очередные верблюды и погонщики. Я не вижу, сколько их? Но чувствую, что слишком много. Гораздо больше, чем я мог предположить ранее. Это идет основной караван. Мама родная, да сколько же их там?! За моей спиной чувствуется небольшое движение. Это вернулась тройка Вадима. Ну, что ж теперь будет немного полегче. Увы, я, как всегда, ошибаюсь. Легче нам не будет.
Мы, как обычно, работаем с приборами бесшумной беспламенной стрельбы. Наших выстрелов не слышно. Но этой тишиной можно обмануть только людей. Верблюды чувствуют кровь и начинают сходить с ума. Одного из них случайно зацепили пулей. Он хрипит и стремительно бежит в сторону минного поля. Почти сразу же слышен оглушительный взрыв. Удивительно, обычная осколочная мина, а столько шума! Впрочем, ночью в горах свои законы акустики. Нам сейчас не до них.
Караван на мгновение останавливается. Духи разворачиваются в цепь, но отходить не спешат. По всему видно, что в караване не только погонщики, но и хорошее охранение. Замешательство у них короткое. Лишь на мгновение, необходимое духовским командирам оценить обстановку, принять решение и отдать распоряжения. Цепь открывает по нам огонь. И поднимается в атаку.
Все мы немедленно поминаем чью-то маму. Да их там около сотни! Этих ненормальных. Ну, разве ж можно ходить в атаку на бойцов-спецназовцев? Давным-давно прошли времена, когда самураи бегали в атаку с криками «Банзай!». Еще в первую мировую войну отстреляли последних таких храбрецов. Как только были изобретены пулеметы, изменились слова в японском лексиконе. С тех пор самураи кричат: «Коджа аст бансэй? (Коджа аст — «где?» на фарси. Бансей — элемент экибаны на японском. В просторечии, укрытие). Да, с тех пор самураи кричат: где укрытие? И бегут в противоположную сторону от пулеметов.
Неужели же моджахеды этого не знают? Похоже, что не знают. Обкурились они там что ли?! С именами какой-то Аллы и какого-то Акбара, или, может быть, Аллы по фамилии Акбар, они как ненормальные устремляются к нашим позициям. Постепенно я начинаю понимать, что прекрасная девушка Алла, с чьим именем они к нам приближаются ни что иное, как Аллах. Аллах Акбар. Да что б вам всем попасть к нему на аудиенцию! Без очереди. Мои бойцы лихорадочно начинают отворачивать приборы бесшумной беспламенной стрельбы со стволов автоматов. Самое смешное, что я делаю то же самое.
Есть в стрельбе такое понятие, как почерк. Молодой солдатик ведет огонь по противнику длинными очередями. Опытный боец ведет огонь короткими, в два-три патрона, очередями. Разведчики и спецназовцы ведут огонь, как правило, одиночными выстрелами. Но очень быстро. Эта привычка вырабатывается при длительном использовании приборов бесшумной беспламенной стрельбы. И патронов с ослабленным пороховым зарядом. Такого заряда иногда оказывается недостаточно для того, чтобы вести автоматический огонь. Недостаточно, чтобы надежно работала автоматика оружия. Иногда случаются осечки. Нам сейчас они ни к чему. Мы прекрасно понимаем, что выручить сейчас нас может только методика стрельбы самого молодого и самого бестолкового солдатика. Длинными очередями. В тридцать патронов.
Что мы и делаем. В три ствола. Непрерывными очередями. К нам присоединяются два пулемета ПКМ. Один из них в тройке Вадима. Раз заработал второй, значит подошла и вторая тройка. И четыре автомата. Все они уже без глушителей. Прятаться нам больше незачем. Единственное плохо, теперь духи знают сколько нас.
Семь автоматов и два пулемета в руках профессионалов сильное оружие. Против такого аргумента сложно возразить. Любому самому последнему отморозку. Мы это прекрасно понимаем. Жаль только, что моджахеды не разделяют нашей уверенности. Когда они понимают, что им противостоит всего лишь горстка бойцов, натиск их заметно усиливается. Все наши попытки хоть немного их остановить оканчиваются безрезультатно. Духи подходят все ближе и ближе.
Мы бьем по ним практически в упор. Промахнуться с такого расстояния невозможно. Мы и не промахиваемся. Только духам на это наплевать. В таком состоянии их можно убить. Остановить нельзя. Да и убить сложно. Слишком уж их много.
Их ответный огонь становится плотнее. Стрелять сходу довольно сложно. Точнее сложно попасть. Но когда несколько десятков стволов работают по крошечному участку, ещё сложнее становится промахнуться. При такой плотности огня долго нам не продержаться. Пули начинают свистеть у самой головы. Выбивают гранитную крошку из огромных валунов метрах в тридцати сзади и левее нас. Противно визжат рикошеты. Да что они с ума там посходили эти духи?! Какой смысл им прорываться в предгорье? Через несколько минут взойдет солнце, тогда наша авиация живого места не оставит от этого каравана. Спрятаться там негде. До зеленки за полчаса духам не успеть. Нет никакого смысла атаковать наши позиции. Похоже, что духи и не пытаются найти в этом какой-либо смысл. Они просто собираются стереть нас в порошок.
Бой грозит затянуться. Каждый из нас уже отстрелял по четыре, а то и пять магазинов. Это значит, что мы уже целую минуту безуспешно пытаемся остановить духов. При такой интенсивности ведения огня боеприпасов нам хватит еще, максимум, минут на десять. Ко мне подползают мои огнемётчики. Со своими секретными контейнерами. Их вопрос может убить любого. Быстрее чем их огнемет.
— Товарищ командир, а можно стрелять?
На чисто узбекском языке я объясняю им, что я о них думаю. Правда, из узбекских слов в моем монологе все больше названия различных животных. Все остальные слова из другого интернационального языка. Если опустить названия животных и непереводимые на русский язык слова и обороты, фраза, скорее всего, звучала бы так: «Уважаемые товарищи огнеметчики, команда на открытие огня прозвучала целую вечность назад. Вам, что особое приглашение требуется?». Дальше непереводимая игра слов и выражений.
За время нашего диалога я успеваю отстрелять еще два автоматных магазина. Они у меня последние. Нет, патронов у меня достаточно, еще около четырехсот штук. Но нужно снаряжать магазины. Времени для этого нет. Я достаю из подсумка гранаты Ф-1. Мои узбеки продолжают что-то говорить.
— Никак нет, товарищ командир. Нам нужна отдельная команда.
Мне сейчас не до них. Я разгибаю усики на запале первой гранаты.
— Если нужна команда, тогда огонь!