— А говоришь, родителей нет.
— Квартира не моя, снимаю.
— Ну а деньги откуда? За квартиру долларов триста надо отдать, это как минимум. Ничего себе перебиваешься! Нет, что-то темнишь ты, пацан. — И лейтенант посмотрел на сержанта: — Обыскивали?
— Поверхностно.
— Обыщи его получше.
Вечера раздели догола. Сержант перетряхнул всю его одежду, но ничего не обнаружил, и Вечер уже стал надеяться, что пронесло. Но лейтенант не унимался.
— Кожанку еще раз осмотри, — приказал он, и сержант принялся тщательно прощупывать куртку.
Когда он после долгой возни выудил пакет с кокаином из-за подкладки и положил его на стол, лейтенант произнес:
— Ну вот все и прояснилось. В центральный его надо везти, к «наркомовцам». Он не по нашей части. Грузи его, Коля.
Было десять часов утра. В зарешеченное окно лился мутный серый свет.
На этот раз Вечера допрашивал капитан, еще молодой, но уже абсолютно лысый.
Допрос длился уже целый час, но опер так ничего от Вечера и не добился.
— Ты понимаешь, что тебе светит? — уже в который раз устало вопрошал он. — У тебя двадцать граммов кокаина хорошего качества и две сломанные челюсти в активе. Ты думаешь, тебе по малолетке все спишут? Не надейся. Загремишь года на три как миленький. А колония для малолеток — это похлеще, чем колония общего режима. Вы же дурные все. А если скажешь, где кокс взял, мы походатайствуем, может, условным сроком отделаешься.
Вечер молчал. По сути дела, он сказал всю правду, и добавить ему было нечего.
«Черта лысого, а не условный срок, — думал он. — Расколюсь я, и куда вы меня тогда сдадите? В детсад, что ли, или в интернат для слабоумных? Тут, как ни крути, одна дорога — в колонию. Самый удобный выход».
Через два дня к нему в камеру, распространяя запах дорогого одеколона, вошел незнакомый мужик. На нем был добротный кожаный плащ, а на пальце левой руки красовался перстень с брюликами.
«Адвокат, что ли? — подумал Вечер. — Но я вроде на крутого не тяну. Ни карманом, ни делишками».
Мужик некоторое время рассматривал Вечера, а потом спросил:
— Скажи-ка мне, парень, как ты умудрился один пять человек отдубасить?
— У меня палка была, — ответил Вечер.
— Ну и что. Подумаешь, палка. Палка не сабля.
«Не дай бог», — подумал Вечер.
— Ведь каждый из них на полголовы тебя выше и старше на два-три года, — продолжал мужик. — Ну, я понимаю, одного-двоих, а тут пять человек, и всем крепко досталось. Так бить — это уметь надо. Две сломанные челюсти, одно сотрясение мозга и травма селезенки.
— Ну, умею немного, — нехотя ответил Вечер. — Так, по-уличному.
— Ну-ка, давай твою реакцию проверим, — произнес мужик и вырвал из записной книжки лист. — Ты кладешь руки на колени и раздвигаешь ладони примерно на десять сантиметров. Я держу между ними лист. Когда я лист отпущу, ты должен его поймать.
— Ну, давайте. А вы кто, адвокат?
— Почти, — непонятно ответил мужик. — Ну, готов?
Вечер еще не успел ничего ответить, как мужик отпустил лист. Вечер тем не менее, схлопнув ладони, успел поймать его.
— Неплохо, — произнес мужик. — А теперь разведи руки еще шире.
«Делать тебе не хрен, забавляешься тут», — подумал Вечер, но ладони расставил, примерно в два раза шире предыдущего. И снова поймал лист. В глазах мужика появился интерес.
— А теперь то же самое коленками. Сможешь?
Вечер презрительно повел плечом и, особо не напрягаясь, успел зажать между колен лист, прежде чем он проскользнул мимо.
— Теперь раздвинь шире, — сказал мужик.
Вечер и на этот раз не дал листу упасть на пол.
— Хорошо, очень хорошо! — произнес мужик и, немного помедлив, спросил: — А скажи-ка мне, у тебя правда родителей нет или ты просто наплел тут?
— Правда, — ответил Вечер.
— И что, документов тоже никогда никаких не было?
— Да какие документы, кто же мне их даст?
— Ну, хорошо, — сказал мужик и постучал в дверь, собираясь выйти из камеры.
«Кретин какой-то. Чего приходил и что тут хорошего?» — подумал Вечер, глядя на него.
Мужик подмигнул ему и вышел из камеры.
В течение трех последующих суток Вечера никто не трогал, только периодически распахивалась кормушка, в которой появлялась миска с баландой.
А на четвертый день, вечером, неожиданно заклацали запоры.
— Арестованный, на выход, — резко бросил конвоир.
И Вечер пошел между узких стен, давно требующих покраски.
На этот раз его завели в другой кабинет. За столом сидел майор, а напротив него — тот самый мужчина, который приходил в камеру.
— Вот, пойдешь с человеком, — кивнул на него майор. — А это на всякий случай, — майор подошел к Вечеру и надел на него наручники.
— Пошли, — легко подтолкнул Вечера мужчина.
Они вышли из кабинета. Вечер шел вслед за человеком, который явно не был ментом, и ничего не понимал. Когда они, минуя все кабинеты и решетки, вышли в коридор, где сидели посетители, а потом и из здания, Вечер, уже совершенно ничего не понимая, окинул взглядом улицу, толпу и послушно сел во внедорожник «мицубиси».
Они пересекли всю Москву и выехали за город. Мужик молчал, Вечер тоже, хотя в голову ему и лезли всякие мысли насчет доноров органов и прочие глупости. Свернув с кольцевой, они ехали еще почти час по каким-то проселкам и наконец остановились перед высоким глухим забором из бетонных плит.
Мужик посмотрел на Вечера и сказал:
— Решай, пацан. Если зайдешь сюда, — он кивнул на забор, — останешься на пять лет, но за это время из тебя сделают человека, настоящего бойца. Ты будешь зарабатывать приличные деньги легальным путем, но легкой жизни не обещаю. Тренировки по восемь часов в день. Первая поездка в город — только через год, и то под присмотром. Если соглашаешься, я снимаю с тебя наручники, и мы въезжаем в эти ворота. Если нет, то везу тебя обратно и сдаю ментам. Они пристроят тебя в колонию года этак на три. Там ты точно ничему хорошему не научишься, а когда выйдешь, снова пойдешь по скользкой дорожке.
Вечер смотрел на мужика во все глаза. Происходящее не укладывалось у него в голове.
— А менты?.. — спросил он. — Они потом ничего мне не предъявят?
— Они про тебя уже забыли.
— Тогда об чем здесь лай? — пожал плечами Вечер и указал на ворота. — Конечно, вперед!
Когда-то здесь находилась военная часть, видимо совсем небольшая. На ее территории стояла казарма со спальней, комнатой отдыха и столовой, чуть на отшибе расположился еще один дом, поменьше, предназначенный, видимо, для офицеров части, дизельная, где тарахтел мотор, хозпристройка и будка охранника у ворот. К казарме примыкал спортзал. В спальне было тридцать коек — пятнадцать внизу, пятнадцать вверху. Каждая заправлена синим суконным одеялом, которое по ночам почти не грело. В спальне всегда держалось плюс шестнадцать. Наверху спали старожилы, те, кто отбыл здесь от трех лет и выше, все прочие обретались внизу. Распорядок дня был жесткий: подъем в шесть тридцать, легкая разминка и первая часовая тренировка. Сначала что-то вроде разогрева — неторопливый вынос рук и ног на максимальную высоту, плавные движения вместо резких ударов. После получаса таких движений приходил черед настоящим ударам. Били на максимальной скорости в лист бумаги, подвешенный перед каждым.