– Иди, Денис. Со Скоросько разберешься сам. И со всеми остальными. Пусть Вовка пробьет эти контракты. Может, они уже на криминал завязаны. Или на «Ивеко».
– Ты не хочешь разговаривать со Скоросько?
– Нет. И с тобой я тоже не хочу разговаривать. Иди.
Денис спустился на второй этаж и там долго сидел в зимнем саду. На кадке с пальмой в позе суслика застыла кошка Маша, – единственное живое существо, которое Извольский позволил завести в доме. Судя по всему, кошка Маша справляла в кадку свои кошачьи дела, и хорошо, что ее никто не видел.
Денису очень хотелось напиться, но было только десять часов утра, и поэтому он тупо сидел, глядя на солнце и кошку под пальмой. Кошка сделала свое дело и прыгнула ему на колени. С лапок ее ссыпалась черная земля.
Потом Денис повернул голову и увидел, что около лестницы стоит Ирина. Кошка спрыгнула с колен и побежала к хозяйке.
– Господи, Денис, что такое? – спросила Ирина. – На вас лица нет. Со Славой все в порядке?
Денис промямлил что-то невразумительное.
– Он слишком много работает, – с упреком сказала Ирина, – ему надо лежать и лежать, а он сидит за этими договорами. Денис, ну неужели вы не можете прочитать эти бумаги вместо него?
– Я их читал, – сказал Денис.
– Ну и зачем это второй раз? Это и первый-то раз нельзя прочесть, там же одна фраза полторы страницы занимает, это же ужас какой-то…
– Ну что вы, Ира, – с горьким смешком сказал Денис, – наши хозяйственные договора – это, можно сказать, художественные произведения. С прологом, эпилогом и двойным смыслом. Их Бахтину бы исследовать… На предмет амбивалентности и карнавального мира.
В глазах Ирины неожиданно заиграли веселые чертики.
– Боже, Денис, какие вы слова знаете… И что же такое амбивалентный хозяйственный договор?
– Это такой договор, в результате которого человек думает, что получает двести тысяч, а вместо этого он получает по ушам. Извините, Ира, мне надо ехать.
На следующий день после этого разговора главного инженера Вадима Скоросько вызвали в кабинет и.о. гендиректора. Скоросько зашел к Денису и увидел, что тот не один – в дальнем углу, старательно разглядывая шкаф с книгами, стоял начальник промышленной полиции Вовка Калягин.
– Звал, Денис Федорыч? – спросил Скоросько.
Денис пристально разглядывал Вадима. Это был веселый, немного пьющий мужик лет пятидесяти с выдубленным сибирскими морозами лицом и большими залысинами. На нем был полушубок и клетчатый шарф, и облепленные снегом ботинки оставили на паркетном полу растаявшую лужу. Главный инженер почти никогда не сидел в кабинете, а вечно метался по заводу, о котором заботился, как курица о снесенном яичке.
– Садись, – голос Дениса звучал очень сухо.
Скоросько, как был в полушубке, сел за стол.
– Чего случилось, Денис? Это ты по поводу аглофабрики? Там, понимаешь, такое…
Денис молча выложил перед Скоросько страховой договор и белый лист бумаги.
– Пиши. Как, почему и с кем.
Скоросько побледнел.
– Черт, – тихо сказал он, – я так и знал, когда вернулся Сляб… Ты ведь меня не выгонишь?
Денис молчал.
– Ты ведь меня не выгонишь?!!
Сзади неслышно подошел Вовка Калягин:
– Вадим, давай пиши все подробно. Пиши, сам украл деньги или с кем-то делил.
– Вы ничего не докажете!
– А мы и не будем ничего доказывать, Вадим. Либо ты сам все пишешь на листочек и под магнитофон, либо с тобой будем говорить не мы и не в этом кабинете.
– Понимаешь, Вадим, – добавил Денис безжалостно, – мы бы не хотели, чтобы после сегодняшнего разговора ты поехал к господину Серову. И обеспечить это можно двумя способами. Либо у нас есть доказательства, что ты украл двести тысяч долларов, и мы в любой момент можем тебя за это посадить. Либо у нас на тебя правового крючка нет, и тогда нам придется… действовать другим способом.
Скоросько забегал глазами.
– Я хочу говорить со Славкой.
– Для тебя он теперь не Славка, а Вячеслав Извольский. Он не хочет тебя видеть.
Скоросько вскочил со стула:
– Я хочу…
– Сядь!
Железная рука Вовки Калягина посадила его на место.
Вадим растерянно оглядывался.
– Между прочим, на договоре твоя подпись. А если я напишу, что мы поделили деньги с тобой?
– Я тебе советую писать правду, Вадим. К этой истории имеет отношение «Ивеко»?
– Нет.
– Бандиты?
Скоросько молчал.
– Имеют ли к этой истории отношение бандиты?
Главный инженер вздрогнул.
– Сначала… сначала нет…
– А потом?
Скоросько била нервная дрожь.
– Ты ведь меня не выгонишь, Денис? Я… я не могу без завода…
– Как начиналась эта история? Глава страховой компании – твой старый приятель, так ведь? Сурченко, да?
– Да… мы просто случайно встретились… месяц назад… в Сунже.
– Дальше.
– Он… он этим профессионально занимается. Страховые схемы под обналичку. Зарплаты, налоги. Под песок НДС людям возвращал. Ну, он и стал хвастаться. Мол, Сунженский трубопрокатный на триста тыщ застраховал на случай ядерной войны. И «Аммофос» тоже.
– «Аммофос» же обанкротили. Губернатор.
– Ну да. Вот как пришел временный управляющий, сразу застраховал завод, заплатил двести штук премию, восемьдесят процентов откатилось губернатору, а остальное поделили Сурченко и управляющий… А потом он возьми и скажи, что и нас может застраховать.
– И почему ты согласился?
Скоросько молчал.
– Ты полагал, что банк выиграет суд? И что банку будет до фени, сколько крадут всякие там начальники цехов и инженеры, да? Им лишь бы самим кусок урвать, а остальное из Москвы не разглядишь?
Скоросько молчал.
– Хорошо. Дальше. Ты сказал, что бандитов сначала не было. А потом они появились?
– Да. Я не знал. У Сурченко «крыша».
– Кто?
– Моцарт.
Лицо Калягина, стоявшего за спиной Скоросько, нехорошо напряглось. Но это было на какое-то мгновение, и Денис, пристально глядевший в глаза главного инженера, этого, скорее всего, не заметил.
– И Моцарт пришел к тебе?
– Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.
– Большую?
– Да. Половину.
– А сколько всего пришлось на твою долю?