Моя учеба на конкурсного управляющего и планы банкротства комбината являлись вторым отвлекающим маневром. Мы очень хорошо сознавали, что банкротство – лекарство опасное и сильнодействующее и что безбоязненно его можно применять лишь в том случае, когда губернатор – целиком на нашей стороне. А этого не наблюдалось.
Дополнительная эмиссия была, разумеется, сильным ходом, и в конечном итоге совершенно неоспоримым. Однако, чего вы не поняли – это того, что и она была очередным, но не последним эшелоном обороны. Разумеется, если бы вы заткнулись или продолжали чинить гадости в рамках закона, то и нам делать было бы нечего.
Но можно было легко предположить, что эта фига окончательно выведет Арбатова из себя. И, учитывая тот факт, что вся эта история началась с прямого криминала и с долголаптевских братков, можно было предполагать, что против эмиссии вы примените вполне радикальное средство – автомат Калашникова.
Денис приостановился. Лучков уже выхлебал свое молоко и сидел перед ним, чуть грузноватый и седой, в домашних джинсах и любымых замшевых туфлях.
– С самого начала было ясно, – продолжал Денис, – что вы будете искать на комбинате союзников, и, чтобы вы не нашли союзников настоящих, Славка решил подсунуть вам фальшивых. А именно – Мишу Федякина и Вовку Калягина. Это, конечно, очень существенно расширяло круг посвященных и противоречило вашему же собственному афоризму. Ведь это вы, Иннокентий Михайлович, как-то заметили, что «тайну может хранить и девять человек, при условии, что девять из них покойники»?
Лучков, которому молва действительно приписывала это меткое наблюдение, насупился и вытер с губ мед.
– В общем, мы решили на афоризм наплевать. И я, и Мишка, и Вовка – мы знали все. Все ссоры между нами являлись чистой воды лицедейством. У меня вообще всегда были прекрасные отношения с Федякиным. Вовка и я – да, мы не очень любили друг друга. Но за это время мы превосходно сработались. Разумеется, мне пришлось играть самую неприглядную роль – роль хама. Видимо, если учесть, что я здесь и беседую с вами, – я с ней неплохо справился. У меня просто душа разрывалась, когда Ира просила меня не кидаться на Вовку Калягина. А ведь она человек очень чуткий, ей легче всех было бы засечь фальшь и труднее всего было б играть роль, не то что нам, мужикам толстокожим… Чаю там мне не заварят?
Лучков подошел к двери гостиной, прокричал вниз распоряжение насчет чая и вернулся к дивану.
– Вы удивительно свыклись с этой ролью, – заметил он сквозь зубы.
Денис усмехнулся.
– Так вот. В результате служба безопасности комбината проделала уникальную работу. Мы сейчас имеем на руках документально подтвержденную информацию о заказном убийстве крупнейшего российского промышленника, и у нас есть вся цепочка от киллера до посредника и заказчика. У нас пленки от ваших первых разговоров с Федякиным – и до того, как вы вместе с Ковалем ломали через колено Вовку. Мы очень боялись, что в вашем доме отдыха техника работать не будет, и поэтому Вовка жутко обрадовался, когда сумел при Ковале поговорить с вами по телефону. Но техника работала и в доме отдыха. Качество записи отличное. Более того, если вы помните, в доме отдыха был такой маленький эпизод, когда Вовка потребовал за убийство два миллиона долларов. Вы вышли за дверь и позвонили по телефону. А вернувшись, сказали, что согласны. Так вот – техника сработала так хорошо, что с помощью спецсредств мы можем восстановить факт вашего звонка. Мы не знаем собеседника. Там даже ваши слова не очень ясно прослушиваются. Но факт, что вы советуетесь по телефону с кем-то вышестоящим и потом говорите «да». Задачка для первого класса – с кем может советоваться человек номер два в банке «Ивеко»?
Таким образом, мы имеем пленки, которые уличают в заказе убийства двух человек из верхушки «Ивеко» – непосредственно вас и Геннадия Серова. Да-да, Гену Серова тоже, потому что когда он рассуждает с Федякиным о том, что тот станет первым на комбинате и проголосует за отмену эмиссии – это пахнет по крайней мере дурно. Плюс – третье лицо, с которым вы советовались по телефону. По-моему, это первый случай в России, когда убийство подобного уровня не только раскрыто, но и предотвращено. И когда лица, его заказавшие, прослежены поименно.
– Это провокация, – сказал Лучков.
– Из-звините! Провокация была бы, если бы Вовка Калягин подошел к вам и предложил завалить Извольского. Если бы вы не полезли без оглядки в мокруху, так ничего и не было бы, кроме эмиссии.
– А Камаз? Он, конечно, жив?
– Разумеется.
– Вы хоронили его в открытом гробу.
– Когда ставишь спектакль, не надо экономить на декорациях. Если бы Камаза похоронили в закрытом, вы бы могли учуять подвох.
– Вы сильно рисковали.
– А что прикажете делать? Мы же не можем положить на стол Генпрокурора пленки, из которых явствует, что начальник ахтарской промполиции участвовал в убийстве собственного зама?
– И вы собираетесь отнести эти пленки в Генпрокуратуру?
– Не только. Есть еще телевидение. Зарубежные СМИ. Ваши западные кредиторы, кажется, плачутся, что «Ивеко» задолжал им вот уже два миллиарда долларов по форвардам и кредитам? А вы, кажется, очень вежливо объясняете им, что в этом виновато российское правительство, обрушившее рынок ГКО, в котором вы держали, если мне не изменяет память, аж 0,3 % активов? Им будет крайне любопытно посмотреть эти пленки. Они обнаружат, что вам не хватает денег, чтобы выполнять свои обязательства, но на киллеров вы тратиться готовы. Я так понимаю, что после этого они сразу сделаются мягче и согласятся с вашей схемой реструктуризации долга. А еще западные банки объединятся под лозунгом: «Свобода Япончику! Посадите на его место Арбатова!» Потому что до них наконец дойдет, что в США не того судили. Если хотели судить главу российской мафии.
Лучков каменно улыбнулся.
– Вы сделаете очень большую ошибку, отнеся эти пленки в Генпрокуратуру, – сказал он. – Потому что вы испортите репутацию страны. И если говорить о западных кредиторах, вы нагадите не только «Ивеко», но и всем, кто сейчас не возвращает Западу кредиты. На Западе скажут: «Относительно „Ивеко“ это доказали, а все остальные такие же, только их за руку не схватили». Вам это не простит ни один банкир, ни один член правительства и ни один губернатор. А Генпрокуратура расшибется в лепешку, но докажет, что пленки – липа. Ваш комбинат затравят, как бешеную собаку, которая на своих бросается.
Голос Лучкова дрогнул.
– Вы… вы пошли против общественного строя страны, ясно? В этой стране правящий класс – это те, кто внутри Садового Кольца, а не те, кто в Сибири! Понятно? Мы можем все! Нам нужен такой-то курс рубля – и правительство держит этот курс рубля! Оно берет деньги у вас, у Ахтарского меткомбината, и оно тратит эти деньги на поддержание того курса рубля, который угоден нашим форвардам! Нам нужно успеть распихать активы, – и правительство вводит мораторий на выплату долгов! А потом, когда активов не стало, нам нужны стабилизационные кредиты, и правительство опять собирает налоги с вас, – и дает кредиты нам! И это делают три разных правительства, которые друг друга терпеть не могут! Потому что это уже не вопрос правительства, а вопрос сохранения правящего класса. А правящий класс определяется просто. Это те, кто получает деньги из бюджета. А вы – это те, кто деньги платит!