Ресторан, в который ее повез Извольский, находился довольно далеко от университета и был, как показалось Ирине, самым роскошным из всего, что могла предложить Москва. В ресторане были тяжелые, обитые бархатом стены, вышколенные официанты с грацией балерунов и белоснежные скатерти, на которых красовались букеты живых орхидей.
Так получилось, что представление Ирины о ресторанах было составлено в основном по мотивам зарубежных фильмов и рассказов некоторых коллег, совмещавших преподавание истории с активной половой жизнью. В целом Ирина смутно полагала, что это такое отвязное место, где непременно звучит похотливая музыка, красивые стриптизерки с силиконовыми грудями садятся на колени мужчинам, а каждый вечер имеет обыкновение заканчиваться стрельбой из различных видов автоматического оружия.
Но почему-то в этом конкретном ресторане не было ни стриптизерок, ни музыки, а устроить стрельбу в нем было затруднительно ввиду арки металлоискателя на входе.
Их провели в отдельный кабинет, отделенный портьерами от основного зала, и Ирина долго, стараясь скрыть свое смущение, листала меню. Слова в меню стояли непонятные, то есть сами-то слова были знакомые, но за сочетаниями, в которые они складывались, не вставало никакого осмысленного для Ирины образа, все равно что читать учебник по ботанике, где только латинские названия и нет картинок. Ирина была голодна, и ей сразу захотелось опробовать кучу блюд, но тут же стало неприятно, что Извольский может подумать, что она пришла сюда поесть. Тогда Ирина решила выбрать что-то подешевле, но тут оказалось, что в правой колонке нет цен. Ирина зажмурилась и ткнула пальцем наугад.
От спиртного она отказалась категорически, а Извольскому принесли бутылку какого-то вина, и он тут же выпил бокал, видимо не стесняясь тем фактом, что был за рулем.
– А как же у вас два банка, – спросила Ирина, – а вы говорите, что вы не банкир….
Извольский улыбался и пристально разглядывал Ирину.
– Я производственник. У меня карманные банки. А банкир – это у которого карманные заводы.
– А зачем вам банки?
Извольский подумал и взял салфетку.
– Ну вот смотрите: вот предприятие, – и директор изобразил в центре квадратик. Оно покупает уголь, руду и электроэнергию. И продает металл. Металл оно продает не само, а через фирму Х, которая зарегистрирована на острове Кипр. Фирма Х покупает прокат по половинной цене и платит предприятию через 180 дней после покупки. Что происходит с деньгами?
– Деньги вытекают из предприятия и втекают в фирму, – сказала Ирина.
– Правильно, – согласился Извольский, – но эти 180 дней заводу все же надо на что-то кушать. Ему нужны деньги, которые будут не его деньгами. И он берет кредит. В своем карманном банке. Под 60 % годовых в валюте. И как только деньги из фирмы приходят на завод, они уходят в банк на оплату кредита. Вот, например, зачем нужен банк.
– Я не понимаю, зачем эта схема, – спросила Ирина, – это же ведь воровство.
– У кого?
– У завода.
– Неправда. Если эти деньги вернуть заводу, их отберут в налоги. И вот тут-то их действительно разворуют, потому что все бюджетные деньги разворовываются. А если эти деньги слить в оффшор, они вернутся на завод.
Ира искоса наблюдала за собеседником. У Извольского было довольно некрасивое, плоское лицо, что называется – морда сковородкой. Но странное дело – в процессе разговора собеседник Сляба мгновенно привыкал к этому лицу. И тому же самому человеку, который поначалу был шокирован полными щеками и чугунным подбородком, через несколько минут казалось, что его визави гораздо красивее любого прилизанного киногероя.
– Если бы все эти деньги возвращались на завод, – сказала Ирина, – вы бы не относились к разбитому «Мерседесу», как к расколотой чашке.
Извольский усмехнулся.
– А почему ты считаешь, что я не заработал на «Мерседес»? Я хозяин пятого по величине в мире меткомбината. Мне принадлежит контрольный пакет. У меня сытые рабочие, сытый город, у меня количество машин в городе за три года выросло с двенадцати тысяч до сорока пяти. Что, лучше было бы, если бы завод стоял, рабочие голодали, а зато я честно платил бы все налоги? Которых, кстати, тоже не было бы. Потому что к этому времени меткомбинат с полностью уплаченными налогами давно бы издох. Зато я честно ездил бы на «Волгаре» семьдесят восьмого года рождения и был бы правильным директором, да?
Ира замялась, не зная, что ответить. Ее неприятно поразило, что Извольский так быстро сказал ей «ты». Хотя в этом-то, к слову, не было никакого дурного подтекста, а была просто старая привычка. Поговорите с русским директором десять минут, и если за эти десять минут он не швырнет в вас случившимся под рукой предметом, то он начнет говорить вам «ты».
– У меня другое представление о честности, – сказал Извольский, – у меня такое представление, что именно в последнем случае я был бы сволочь, негодяй и дурак. Потому что мне дали завод, город и двести тысяч подданных, а я их просрал. Так что на «Мерседес» я заработал. И не в одном экземпляре.
– А как вы определяете, на сколько «Мерседесов» вы заработали? – спросила Ирина. – Вот у вас в этом оффшоре деньги, и кто делит, какую часть вернуть заводу, а какую оставить вам? Потому что если это делите вы, то не может быть такого, что вы ошибаетесь в свою пользу?
– Когда генеральный директор «Дженерал Моторс» получает зарплату, – возразил Извольский, – он тоже сам определяет, сколько миллионов получит.
– Нет, не он сам. А еще и акционеры.
– А у меня контрольный пакет акций. Это давно не секрет.
– А каким образом вы получили этот пакет? Если я правильно помню, у нас на аукционах гражданам их не продавали.
– А каким образом этот твой… Аньоло получил город Пизу?
Ирина рассмеялась и взглянула на часы.
– Что, пора к студентам?
– Да.
– Я тебя отвезу, – сказал Извольский, – только по дороге на минутку заедем в офис.
Ирина взглянула на часы, – до лекции оставалось двадцать минут.
Когда Извольский галатно отворял перед Ирой дверцу «БМВ», он заметил на другой стороне улицы, напротив ресторана, «пятерку» невзрачного кофейного цвета. Над зеркальцем заднего вида «пятерки» болталась приметная обезьянка. Извольский внезапно вспомнил, что уже видел эту машину напротив университета, только тогда обезьянки за стеклом не было, а стоял там же ароматизатор «корона».
Это обстоятельство немного позабавило Извольского, потому что по рассказам Черяги директор знал, что таким образом, со сменой обезъянок и прочих народных примет, развлекаются слежкой самые бедные слои общества, как-то: дешевые бандиты, мелкие частные сыщики и милиция.
Извольский, знавший из конфиденциальных источников, что за ним во время его визитов в Москву имеет обыкновение следить банк «Ивеко», досадливо усмехнулся. «Совсем уже обеднели российские олигархи, – подумал директор, – вместо машин меняют обезьянок за стеклом».