– В течение этих двух дней Михаил Опанасенко находился в нашей гостинице. В его распоряжении были двухкомнатный номер и «БМВ-семерка». Факт его пребывания в гостинице могут подтвердить несколько десятков людей.
– Которые все являются работниками вашей же службы безопасности?
– Не только.
– Опанасенко два дня провел в вашей гостинице. Его командировка была сроком на четыре дня. Вы хотите сказать, что он никуда не выходил?
– Почему же? Выходил. Ездил с нашим водителем по магазинам. Авось продавщицы его запомнили. Все-таки украинский говорок, одет небогато, а покупает много.
– И в каких же магазинах они были?
– Насколько мне сказал водитель – в Детском Мире, а потом в ГУМе и на Манежной площади.
– И что там покупалось?
Черяга зевнул.
– Меня там не было, – сказал он, – снимите показания с шофера. Пальто вроде покупал для дочери, сапожки, далматин купил длинный…
– И все это – на зарплату оперативника?
Черяга пожал плечами.
– Может, на зарплату, может, нет. Может, когда наш водитель помог.
– Очень интересное утверждение. Получется, что работник правоохранительных структур добровольно поселился за счет подозреваемых в их гостинице и за их счет ходит по магазинам?
Денис поудобней расположился в кресле, щелкнул зажигалкой, не спрашивая разрешения Обылова.
– У вас есть другое объяснение тому факту, что он жил у нас?
– У нас есть такое объяснение, что Извольскому мало убить человека – он хотел бы испортить ему репутацию.
– А на себя Извольский тоже покушение устроил? Такую гипотезу, что в опера, легшего под комбинат, и в директора комбината стреляли одни и те же люди, вы не рассматриваете?
Обылов помолчал.
– Насколько я понимаю, – сказал он, – о том, кто стрелял в вашего директора, пишет газета «Московский собеседник»?
Черяга поднял брови.
Статья в «Московском собеседнике» еще не была напечатана, и содержание ее было известно только двум людям. Один из этих людей был главный редактор «Московского собеседника». А другой был бывший начальник Черяги, ныне – зам генерального прокурора, который сразу по появлении статьи должен был возбудить на основании приведенных в ней фактов уголовное дело. Собственно, в этом-то был смысл статьи: дело было не в том, чтобы поведать городу и миру сенсационные факты об одном из заместителей министра обороны, а в том, чтобы легализовать с ее помощью оперативные материалы.
– Вы ясновидец? – спросил Черяга. – Умеете читать газеты будущей недели?
Обылов внимательно – очень внимательно – смотрел на Черягу.
– Денис Федорыч, – сказал он, – насколько мне известно, «Московский собеседник» собирается опубликовать заказную статью, построенную на клевете и чудовищной дезинформации. Если кто-то надеется, что российская прокуратура купится на весь этот вздор, то, уверяю вас, единственное дело, которое может быть по этому поводу возбуждено, – это уголовное дело о клевете.
– Посмотрим, – сказал Денис.
– Я вам советую смотреть внимательно. Потому что, конечно, в условиях нынешнего развала правоохранительной системы я не могу исключить, что в нашем с вами ведомстве найдутся люди, настолько недобросовестные, что они за деньги олигарха заведут заведомо вздорное дело. Но это все еще вопрос будущего. А дела по факту убийства майора Опанасенко и сотрудника отряда «Уран» Сергея Митягина уже существуют. И свидетель по этим делам в любой момент может стать обвиняемым.
Черяга оскалил зубы.
– Иными словами, как только статья подписывается в номер, вы подписываете ордер на мой арест?
Обылов смотрел на него пристально, не мигая и не отводя глаз.
– Вы свободны, Денис Федорович, – сказал он. Подумал и со значением прибавил: – Пока свободны.
Когда Денис вернулся в больницу, было уже два часа дня. Какой-то академик, специалист по повреждениям позвоночника, перехватил Черягу в коридоре и долго втолковывал всякие неутешительные вещи.
– И потом, – сказал раздраженно профессор, – вы там как-нибудь постарайтесь, оградите больного. Ведь следователь приходил!
– Какой следователь?
– Я в этом не разбираюсь. Экспорт какой-то украинский…
«Ничего себе», – ошеломленно подумал Денис.
Извольский молча выслушал отчет Дениса обо всем, что произошло за три дня. Не возражал и не жаловался. Полное лицо, утонувшее в белых подушках, оставалось бесстрастным, но Черяга хорошо знал босса и не обманывался: сначала выслушает, потом пропесочит так, что мало не покажется.
Особенно Дениса смущало присутствие Юры Брелера. Если Извольский хотел устроить кому-то выволочку, он почти никогда не делал это с глазу на глаз. Он всегда звал свидетеля.
– Ты, говорят, губернатора подрядил на защиту? – спросил Извольский.
Денис кивнул.
– А что там конкретно было?
В этом был весь Извольский. Не успел продрать глазки после тяжелого и продолжительного обморока, – уже беспокоится, не обокрали ли за три дня его комбинат.
– Мы договорились им платить за электричество. Через фирму «Феникс», – ответил Черяга.
Пайщиками «Феникса» был первый зам губернатора Николай Трепко, его сын, широко известный в определенных кругах под нелестной кличкой Чирей, а также жена директора «Сунжэнерго». «Феникс» охотно принимал ото всех предприятий области резаную бумагу, именуемую векселями «Сунжэнерго» в уплату за электричество, причем наблюдалась такая любопытная закономерность: на рынке эта резаная бумага стоила по двадцать процентов от номинала, а «Феникс» принимал ее по пятьдесят процентов. Разница же между пятьюдесятью и двадцатью процентами откатывалась, через господина Трепко, на карман губернатора.
– Много заплатили? – спросил Извольский.
– Ну, за первый месяц.
– Много, – сказал недовольно Извольский.
– Слава!
– Важны не деньги, а принцип! – сердито сказал Извольский. – Мы никогда через них не платили. Этим гадам дай палец, всю руку откусят. Векселя индоссировали?
– Что? – удивленно спросил Черяга. Что такое индоссамент, он представлял себе весьма смутно.
– Я спрашиваю: завод индоссировал векселя? [6]
– А какая разница? – удивленно спросил Черяга.
– Такая, что мы приняли на себя долги этого сраного «Сунжэнерго». И теперь, если кто купит этот вексель, он теоретически может впарить нам иск. Деньгами. По номиналу векселя. А какие у меня отношения с «Сунжэнерго» после покупки Белопольской АЭС, ты знаешь.