Марбод внимательно поглядел на собеседника. Вдруг лицо его нахмурилось, и он спросил:
– Это еще что за штука?
Ванвейлен глянул вниз и остолбенел. Уходя с Марбодом, он отдал мешок со снаряжением прибежавшему к горе Бредшо, во избежание неприятностей. И только небольшой лазерный пистолет, сунутый им в карман куртки, остался на месте. Каменный шип порвал куртку, ствол высунулся из прорехи, предательски помаргивая линзой.
– Дайте-ка это сюда, – сказал Марбод.
Ванвейлен мертвой рукой вынул пистолет, впрочем, расписанный для конспирации зеленым и белым. К тому же в лазере имелся датчик, а на руке Ванвейлена – толстый браслет, подававший датчику сигналы. Благодаря этому из лазера мог выстрелить только Ванвейлен.
Марбод повертел в руках странную штуку, попробовал на зуб и принюхался. Штука пахла Ванвейленом. Глаза Марбода как-то странно зажглись. Несмотря на то, что ствол был не из металла, а из пластика, несмотря на то, что ни одно оружие в мире Марбода не имело такого кургузого вида и линзочки на конце, Марбод, казалось, чутье профессионала уловил в этой штуке что-то родное.
Вдруг Марбод оставил пистолет в покое и сказал:
– Где-то в горе есть дворец, во дворце озеро или река, в реке – меч последнего Белого Кречета.
– Последнего Белого Кречета? Но ведь вы тоже Белый Кречет?
– Последнего короля из рода Белых Кречетов, – уточнил Марбод.
– Марбод, строители этого храма знали гораздо больше, чем ваш народ. Золотой Улей разрушили, когда ваши предки завоевали империю. Здесь не может быть мечей ваших королей.
Марбод усмехнулся сразу тысячью отражений.
– Город разрушили век назад.
– Но песни…
– Певец в замке поет то, за что платит хозяин замка. Мы сожгли много городов, но Золотой Улей остался цел, а губернатор его поклялся в верности Ятуну Кречету и положил начало роду Мохнатого Синко. После гибели последнего из королей-Кречетов его младший сын бежал сюда, к своему верному вассалу, и сидел здесь еще полгода. Когда город взяли, узурпатор Шадаур Алом приказал его разрушить, а земли отдал Опоссумам. Город велел убить. Храм, однако, провалился сквозь землю, и некоторые поют, что в храмовом озере утонул истинный меч.
Марбод встал, встряхнулся, чтоб сошлись пластины на панцире.
Ванвейлен усмехнулся. В замке пели, что в мире сменяли друг друга века: золотой, яшмовый, хрустальный, железный, и не очень, видимо, ошибались. Не считая, конечно, того, что нынешнему, железному веку, не хватает железа даже на сплошные доспехи.
– Что же до здешних чудес, – сказал Марбод, – предки мои учили, что бог – это Свет, и что все прочие боги – его отражения и атрибуты, и они возводили залы и статуи из одного света, и свет открыл им о себе удивительные тайны, как вы это видите здесь.
– Почему же, – спросил Ванвейлен, – король Шадаур Алом не приказал меч выловить?
– Потому что этот меч испепелит руку любого самозванца, который до него дотронется, и Шадауру не очень-то хотелось разыскать меч, который сожжет ему руки.
Марбод помолчал.
– Мне, – сказал он, – давно нагадали, что в подземном храме я найду солнечный меч и помощника. А из предсказанного многое исполняется, особенно потому, что предсказано.
«Насчет солнечного меча можешь считать, что предсказание исполнилось», – подумал Ванвейлен, глядя на лазерный пистолет в руках Марбода.
– Помощника – в чем? – спросил Ванвейлен вслух.
Марбод испытующе глядел на него. Красивое, спокойное лицо, совсем не такое, как тогда, когда он на глазах Ванвейлена в Черной Деревне рубил пленников: «Ах вот не хотите, суки, выкупаться за двадцать ишевиков? А за десять мне вас кормить будет дороже…»
– Господин Арфарра, – сказал Марбод (а, это о том, кто поссорил его с королем), – очень сильный колдун. Чужеземный колдун. Люди, которые не боятся ни меча, ни виселицы, боятся чужеземных колдунов. Если бы, однако, нашелся другой чужеземный колдун, пусть даже и не очень искусный… Сила колдуна – в том, что думают о нем люди…
И замолчал. Он, Марбод, не будет торопить колдуна с ответом. Но и отказаться ему не даст. Прыгала саламандра на факелах, прыгали в мешке покойники из Золотого Улья, и души пластин панциря, крытые красным лаком, резвились в зеркалах, подобно маленьким драконам хрустального сада.
– Отдайте-ка мне эту штуку, – вдруг промолвил Ванвейлен, показывая на лазер.
– А что это?
– Не знаю, за троном лежало.
– Положите это лучше на место, – сказал Марбод, – тут полно всяких вещей, которые были сделаны еще до времени людей, а когда люди начинают пользоваться силами, которые существовали еще для них, может выйти черт знает что.
На этом разговор их в пещере закончился, и Ванвейлен сходил за пустой трон, чтобы отставить там лазер, – но, конечно, не оставил, а сунул за отворот сапога, потому что не так-то много у него было с собой таких штучек, чтобы расставаться с ними без крайней необходимости.
«Черт побери, – думал Ванвейлен, – только этого мне и не хватало! Хорошо, что он не предложил это Бредшо, у того и так язык чешется проповедовать среди местных крестьян. Стать истинным колдуном при истинном короле? Неужели этот мальчишка думает, что историю делают мечом, хотя бы и волшебным?»
Но когда Ванвейлен вылез из пещеры, и увидел разрушенные стены, оплетенные павиликой, и стертую роспись на рассыпавшихся дверях, он вдруг вздрогнул и подумал: хотя похоже, что здесь триста лет историю делают именно мечом. Будто в этом мире закон исторического регресса вместо исторического прогресса.
* * *
Наверху было солнечно и шумно.
Лух Медведь нахмурился, увидев Кукушонка живым.
Развели костер, зажарили дичь, мешок с пчелами повесили над дымом. Марбод посадил Ванвейлена по одну руку, а Белого Эльсила, своего боевого друга, по другую. Еще дальше сел Бредшо: только эти двое чужеземцев и оказались среди охотников. Когда наелись, Ванвейлен стал расспрашивать о родословной солнечного меча, и Белый Эльсил рассказал ему следующую историю.
Когда аломы жили там, где ровно и песок, у короля их родились два сына: Ятун и Амар. Мать Ятуна и Амара принесла в приданое мужу драгоценный меч и яшмовое ожерелье. На свадьбе было сказано, что потомки меча и ожерелья покорят страну Великого Света.
Однако муж бросил женщину и детей, а драгоценные подарки отнял. Выросши, Ятун и Амар потребовали от отца вернуть приданое. Тот оказался. «Что делать? С одной стороны, надо отомстить похитителю родового имущества, а с другой – нельзя поднять руку на отца. Как ни решить – все зло, а откажешься выбирать – прослывешь трусом». В таких случаях гадают на постороннем, и посторонний нагадал: можно убить отца. Но прибавил: сделав это, вы завладеете страной Великого Света, но навлечете на нее проклятье и раздоры. Но так как ожерелье с мечом были очень красивые, то Ятун и Амар пошли и убили отца.