Бредшо вертел головой: из расщелин поднимались пары, теплая грязь булькала в лужах. Легенды не врали: двести лет назад здесь и в самом деле могли, по слову государя, круглый год расти гранаты, ежели в теплицах.
Наконец сделали привал, вытащили узел с едой, налили в глиняные кружки вино. Бредшо облизнул пересохшие губы. Один из дружинников заметил и подошел к нему:
– Хочешь пить? Бери, – и поднес корчагу к губам.
Краем глаза Бредшо увидел: Эльсил чуть заметно кивнул дружиннику. Бредшо поджал губы.
– Ну, чего же ты? – сказал Эльсил.
Бредшо сказал то, что думал:
– Я стану пить, запрокину голову, и этот, который справа, зарежет меня, как барана.
Эльсил с досадой закусил губу: чересчур догадлив для простолюдина.
– Обещаю тебе, – сказал Эльсил, – пока ты этого вина не выпьешь, никто тебя не тронет.
Бредшо уже немного знал Эльсила, поэтому дернулся и выбил головой кружку из руки дружинника. Та вильнула в воздухе, проплыла бочком по грязевой луже, перекувырнулась и затонула.
– Чего ждешь! Руби! – со злобой закричал Эльсил дружиннику.
– Слушай, – сказал Бредшо. – Ты же обещал, что пока я этого вина не выпью, никто меня не тронет. А я теперь его никогда не выпью: оно пролилось, и в грязь ушло.
Эльсил побледнел от гнева, потом расхохотался.
– А ведь ты, пожалуй, прав, – сказал наконец.
Потом одумался, пошептался. Бредшо повели дальше. К вечеру пришли к заброшенному храму; в облупившейся кладке отфыркивался и плевался гейзер.
Завели в башенку, в башенке меж стен была круглая арка, аккуратно связали, сунули в мешок так, что только голова торчала, и подвесили к арке. У Белого Эльсила был зарок: не убивать пленных ночью.
Кто-то сказал, что весной здешняя тропа тоже принадлежит Золотому Государю: по ней гоняют его жертвенный скот.
– Нехорошо это, – сказал один из дружинников, – мало того, что мы убиваем человека во время священного перемирия, так мы это делаем еще и на священной тропе.
– Да, – сказал его товарищ, – интересно: дважды мертвый – это одно и то же, что однажды мертвый, или не одно и то же?
Потом они стали рассказывать друг другу истории о щекотунчиках, которые по ночам шалят в этой башне. Напугали Бредшо и сами напугались.
– Я здесь на ночь не останусь, – сказал дружинник. – Пошли вниз, к костру. У них там и еда, и палочка с оберегом.
– Пошли, – сказал его товарищ.
На прощание оглядели чужеземца, висящего, как гусь в сетке, посоветовали:
– Чтобы над тобой ни делалось, виси смирно. Может, Эльсил тебя еще отпустит, – насчет вина ты, конечно, прав.
Бредшо висел смирно, пока не затихли шаги, – а потом начал трепыхаться, как лягушка в кувшине с молоком. Дотянулся до голенища и вытащил оттуда складной нож с вибролезвием. Через двадцать минут он спрыгнул с разрушенной башенки и нырнул в пещеру неподалеку. Осторожно высунулся, прицелился – и выстрелил в башенку из минного пистолета. Древнее строение ухнуло и разлетелось. Бредшо, усталый и продрогший, заковылял вглубь пещеры, щупая известковые натеки. Чуть не провалился в озерцо, потрогал рукой: вода была теплой-теплой. Улыбнулся, разделся и залез в каменную купель по горло, чтобы согреться.
* * *
Дружинники разложили подальше от башенки костер, очертили круг, воткнули палочку с заклятьем от пузырей и стали гадать.
– Жаль, постороннего нет, – сказал Эльсил.
Он все никак не мог решиться: убьешь чужеземца – нарушишь данное ему обещание, не убьешь – не отомстишь за друга. А уж у людей глаза от смеха полопаются!
Ухнула земля. Эльсил вскочил: башня вспучилась, небо завертелось волчком, с деревьев посыпались листья, превратились в огненные мечи и запорхали в воздухе. Эльсил подхватил лук с заговоренной стрелой. Свистнула двойная тетива: нечисть сгинула. Только таращились сверху две луны, круглей щита, и гейзер во дворике отчаянно шипел и ругался.
Пожилой дружинник горько сказал:
– Нет с тобой ни в чем удачи, Белый Эльсил! И не отомстили за Марбода, и не поверит нам никто, что торговца щекотунчики сожрали.
* * *
На рассвете, едва успели отъехать от проклятого места, повстречались с Даттамом. Эльсил закусил губу и вынул меч, потому что терпеть не мог зеленых монахов. Даттам поклонился и спросил:
– А где чужеземец?
– Чужеземца, – сказал Эльсил, – сожрали щекотунчики.
– Ну разумеется, – отозвался Даттам, – это бывает. Ловили его вы, а сожрали щекотунчики.
– Вы зачем сюда пожаловали? Сказать, что я теперь вне закона? Повадились нас монахи нашим же законам учить.
– Вы, конечно, вне закона, – сказал Даттам, – за разбой, учиненный в храме и за смерть чужеземца, от побережья и до Голубых Гор. Есть, однако, земля и за Голубыми Горами, и в ней другие законы.
– Земля, – возразил Эльсил, – есть, держаний – нет.
– Может такое случиться, – сказал Даттам, – что благодаря Арфарре держаний и здесь не станет, а за горами они появятся. От имени экзарха Харсомы предлагаю вам, Эльсил, чин тысячника в войске империи.
Эльсил заколебался. Много людей переманил Даттам для экзарха за эти годы, вот таких и переманивал, – изгнанников, убийц. Переманил так Белого Равека и Даша Упыря, Конду Крепкие Зубы и Ланхара, хорошо, говорили, Ланхар жил, только обабился, – писать по-ихнему выучился, мыться, говорят, стал каждую неделю.
– Я согласен, – сказал Эльсил.
Сначала заключили договор по-аломски: поставили дерновые ворота и прошли под ними гуськом, да дали свидетелям по тычку в зубы, чтобы запомнили происшедшее. Потом – по обычаям империи: Даттам достал походную чернильницу и написал на бумаге вассальную клятву Эльсила – королю Харсоме.
Только привесили к бумаге кисть и печать – послышались крики. Даттам и Эльсил обернулись: двое дружинников волокли чужеземца, как большого мокрого сома.
– В рыжей пещере спал, – сказали они. – Опустило в серный источник, да так и заснуло.
Эльсил побледнел. Ему захотелось обратно, под дерновые ворота, как в утробу матери.
– Мы заключили договор, – сказал Эльсил, – потому что я был вне закона. А вне закона я был, так как по моему умыслу погиб человек. А так как погибший жив, то я – не вне закона.
– Договору обратного хода нет, – сказал Даттам.
Эльсил сел на землю и заскрипел зубами. Зачем, зачем обещал он чужеземцу неприкосновенность? Впрочем, разве может человек исполнять все обещанное?
– Дарю вам его, – сказал Эльсил. – Если вы его убьете, – я ваш должник и вассал Харсомы.
Даттам сделал знак. Люди его переняли чужеземца и стали резать веревки. Даттам сказал: