* * *
Хотя советник Ванвейлен часто и много говорил с посланцами городов и знатью, и с обвинителем Ойвеном, который по собственному почину представлял интересы ламасских бедняков, – он плохо представлял себе обычаи того дремотного крестьянского мира, который омывал, как море, стены городов и замков, растворялся в лесах и болотах и не ведал ни времени, ни смерти.
Иногда лишь среди ближайших помощников Арфарры проносились невероятные байки о затерянном в горах сельце, жители которого до сих пор не знали о свержении династии Амаридов, или деревеньке на побережье, где жители каждый год делали себе бога из меда и муки, которому они поклонялись, а через год они этого бога съедали и делали себе нового, а еще выше в горах жили глупые люди, у которых не было богов, а были одни колдуны, и которые не знали ни об империи, ни о королевстве.
А между тем от этих диких людей, вооруженных каменными стрелами и копьями, обернутыми паклей, которые они поджигали перед тем, как бросить во врага, могло зависеть очень многое.
Особенно Арфарру интересовала та клановая система, которая была костяком ярмарки и ради вступления в которую, – а не для купли-продажи, – приходили сюда люди на самом деле. Она представляла собой как бы альтернативу и способу объединения знати – в рода, и способу объединения горожан – в цехи, и она была не менее жестокой и эгоистичной. Крестьяне из разных кланов ходили стенка на стенку только, чтобы доказать, что они – клан.
И поэтому, когда весь этот странный народ повылез из щелей и приехал по своим делам на ярмарку Золотого Государя, Арфарра-советник принял их с величайшим почетом, а когда накануне открытия ярмарки выяснилось, что у ярмарки возник какой-то спор с одним из арендаторов в Мертвом городе, он тотчас же послал советника Ванвейлена спор уладить. Советник Ванвейлен, не торгуясь, купил у арендатора спорную землю по тройной цене, и тут же подарил ее бывшему с ним старейшине одного из кланов-владельцев ярмарки.
От жилища арендатора Ванвейлен и старейшина Лах (которому, впрочем, было лет сорок, – это был довольно плотный и высокий детина в желтой рубахе, перепоясанной белым платком) – поехали к главным воротам ярмарки, по дороге, усыпанной повозками, осликами и пешими людьми с огромными узлами.
Всадников, кроме них двоих, не было. Цеха запрещали своим членам торговать на ярмарке. Высшая знать тоже не спешила толкаться среди простого народа, выслушивать непременных ярмарочных шутов и платить деньги за то, что крепостные дают даром. На ярмарку съезжался подлый народ из окрестных деревень да паломники к храму Золотого Государя, и существованием своим она была обязана не столько авторитету древней столицы, сколько тем, что Ламасса была настоящим перекрестком зон и областей: местом встречи для тех, кто продавал пшеницу, выросшую на юге, фрукты, выросшие на склонах восточных гор, мех с севера и шерсть овец с запада.
Ярмарка была живым свидетельством разобщенности королевства: словно землю нарубили лапшой, и в каждой лапшинке установили свои порядки и гордость.
Старейшина то рассказывал Ванвейлену о сельской жизни, то возмущался арендатором-спорщиком и городским судом, присудившим ему землю. Не надо было покупать у него землю, а надо было поставить каналью перед судьями ярмарки, да и велеть пройти божий суд.
– Вечно господин Арфарра потворствует городским, – жаловался крестьянин, – а ведь у нас в кланах побольше будет, чем у них в цехах. У меня только в клане, – сто шесть половинок деревень, да треть крестьян из приморских владений графа Арпеша, да половина крестьян из владений Третьего Енота.
– А правда, – спросил Ванвейлен, – что на ярмарке запрещено продавать что-либо людям, не состоящим в клане?
– Само собой.
– Почему?
Старейшина безмерно удивился.
– Ты подумай, – сказал он, – ты когда рыбу ешь, ты куда кость денешь? Ты же не оставишь ее там, где ее может взять какой-то другой человек и наслать на тебя порчу? Ты же положишь кость в мешочек и будешь носить с собой, а иначе ты, клянусь богами, недоумок и глупость!
Советник Ванвейлен согласился, что кости от съеденной рыбы выбрасывать опасно, потому что не хотел, чтобы народ считал его недоумком.
– Ну вот. А если ты горшок вылепил? Как ты различишь, где начался горшок и кончился человек? Ты же не отдашь его в такие руки, которые на тебя через этот горшок нашлют на тебя порчу? Его же продать опаснее, чем ребенка. Ведь если ты, к примеру, колдун, то что тебе стоит купить горшок, поколдовать, разбить его – и нет человека! Однако, если у тебя есть клан, – то и у нас есть право тебя судить. А у тебя – право выкупить ущерб, нанесенный мирозданию. А если клана нет, то и права нет. То есть мы, конечно, можем тебя убить. Но ведь это уже не право, а еще один ущерб мирозданию. Поэтому без клана на ярмарку нельзя.
– Что же выходит, торговля – таинство, в котором могут участвовать лишь посвященные? – спросил Ванвейлен.
– Таинство, – покачал головой старейшина, – это когда поступаешь как бог. А боги не торгуют. Вот лепить горшки – это нас научили боги, они нас вылепили из глины, а мы лепим горшки. Вот и получается, что лепить горшки – это бог придумал, а торговать ими придумал сам человек. Да ты не бойся, – сказал старейшина, заметив странное выражение на лице Ванвейлена: – здесь место заповедное, и время заповедное, здесь и продавать, и покупать безопасно, лишь бы клан был.
– Для меня будет большая честь, – проговорил советник Ванвейлен, – вступить в ваш клан.
Это был совет Арфарры.
– Раньше господа этого не делали, – осторожно проговорил крестьянин.
– Раньше много чего не делали. А кстати, правда, что на ярмарку не пускают с оружием?
– Разумеется.
– Почему?
– Бывает, люди не сойдутся в цене и, чего доброго, повздорят. А если в руках у вздорящих оружие, дело может кончиться очень плохо. А при том, что у каждого из повздоривших на ярмарке тут же найдутся сотни родичей, может получится совсем нехорошо. И тогда репутация ярмарки будет безнадежно испорчена. Поэтому ярмарка – как святое место. С оружием нельзя. В королевский дворец можно, а на ярмарку – нельзя.
Через час, с соблюдением всех необходимых формальностей, на свет появился новый представитель клана Облачных Вод. Советник Арфарра хотел посмотреть, что получится, если его люди будут пользоваться поддержкой не только горожан, но и крестьянских толп.
* * *
Ванвейлен бродил по ярмарке, а за ним несли корзинки с купленными им оборотнями.
Чем здесь только не торговали!
Предсказаниями и талисманами, утварью и скотиной. Песнями и церемониями. Продавали судьбу и скупали грехи. Некоторые платили по уговору добрыми советами, некоторые, наоборот, советы покупали. Больше же всего торговали вещами, необходимыми для встречи нового года: и богами, и украшениями богов, и едой богов, и их милостью. Перекупщиков на ярмарке не было. Если человек продавал горшок – значит, он сам его слепил. Если продавал девочку – значит, это была его собственная дочь. Вещей привозных и дорогих на ярмарке не было тоже.