Даттам уже скакал обратно, и наперерез ему – человек в синем кафтане на коне и с копьем. Человек ударил копьем, Даттам увернулся, зажал копье под мышкой и дернул коня: всадника выворотило из седла. Тут, однако, под ногами Даттамова коня взметнулась сетка: конь перекувырнулся, Даттам полетел через голову: тут же ему на шею накинули веревку и потащили.
Бредшо догнал его, извернулся и перерубил веревку. Внезапно с дерева на плечи Бредшо кто-то прыгнул ловко, как щекотунчик, и ударил топором. Топор был сланцевый и раскололся; легкая кольчуга, правда, тоже расскочилась, кольца посыпались вниз, и вслед за кольцами полетел сам Бредшо. На него навалились, оглушили дубинкой.
А Даттам отбился, поймал крестьянского коня, или кобылу, – бог его знает, что это было, с веревочным мешком вместо седла, – и ускакал к деревянному храму, вокруг которого уже составляли полукругом повозки.
* * *
Бредшо очнулся скоро, связанный.
Рядом с Бредшо сидел Торхерг Бычья кость, из тех, что месяц назад гонялся вместе с Марбодом Кукушонком за ржаными корольками. Торхерг был сильным воином, и попался только потому, что не вынул из ножен меч, не желая осквернить отцовскую сталь кровью грязных крестьян.
Вечерело. Срубленные кипарисы пахли совсем по-свежему. Бредшо глядел туда, где Даттам составил повозки вокруг почерневшего храма. «Сволочь!» – думал Бредшо: было видно, что по приказу Даттама не столько копали укрепления, сколько разгружали и сносили обратно за мост добро. Было ясно, что на пленников Даттаму наплевать: перенесет товар, перерубит мост через расселину и останется на той стороне.
Рядом с Бредшо человек в вывороченном кафтане, которого Даттам выбил из седла, кричал на мужика:
– Я же говорил: не бросаться на караван, пропустить повозки, обрубить мост! Ведь они же в ущелье были бы, как еж в кувшине! А теперь что?
Собралось много людей, детей и женщин. И женщины, и мужчины были одеты одинаково, по-местному: капюшон, прорези вместо рукавов, между ног застежка. Если бы не столько женщин – все походило бы на народное собрание.
Всего пленников было шесть, крестьяне стали нанизывать их на одну веревку, так что пленники напоминали связку священных пирожков, которые раздают в храме Золотого Государя.
Стали было связывать и Торхерга Бычью Кость. Тут кто-то вгляделся в него и спросил:
– Ага, это ты вместе с Марбодом Кукушонком жег божий храм в Золотом Улье?
Люди загомонили. Человек в вывороченном кафтане попытался было вступиться за пленника: набежали, однако, бабы, стали тискать, вырывать. У женщин ничего не было, кроме веретен, которые они принесли с собой, чтоб сжечь: этими веретенами они и искололи дружинника до смерти. Так что мало чего не исполнилось из пригрезившегося Торхергу.
Человек в синем вывороченном кафтане объявил, что к вечеру крестьяне будут невидимыми и неуязвимыми, и еще сказал, что у него есть чудесное оружие. Крестьяне прыгали вокруг лагеря и кричали, чтобы грешники сдавались, а пленников отвели на верхушку скалы и подвесили там, как связку сушеных карасей, пока лагерь не взят.
После этого человек в вывороченном кафтане стал проповедовать против шерсти овец и лам, и пообещал, что в будущем мире шерсти не будет, а имущество будет общим.
* * *
А в лагере происходило вот что: люди Даттама отлили какого-то пойманного мужика водой, поставили на колени и привязали к черному столбику у деревянной колоннады.
Стали допрашивать мужика, – тот молчал, только воротил глаза от бесовского храма.
Брат Торхерга Бычьей Кости сказал:
– Надо принести его в жертву храмовому знамени.
Даттам ничего не сказал, только велел молиться и носить кладь через мост, а сам отслужил молебен, погадал на свежей печени и объявил, что все в порядке. Кто-то сказал:
– Мы ведь едем в гости к Варайорту. Быть того не может, чтоб он нам не помог.
Многие, однако, сильно боялись крестьян и того, что они кричали. Рассказывали о том, что видел Торхерг.
Племянник графа сидел и чертил палочкой на песке. Даттам подошел к нему и спросил:
– Чем вы недовольны?
Тот ответил:
– Я не знаю, отчего говорят, будто вы умеете воевать. Тот, кто умеет воевать, переправил бы повозки к часовне и обрубил мост. Тогда люди, поставленные в безвыходное положение, дрались бы как надо. Может, вырвались бы. А теперь, когда начнется штурм, они обязательно отступят, потому что им есть куда отступать, а ночью крестьяне переберутся через овраг и всех перережут. Я так думаю, что вы это понимаете: только в вас жадность к имуществу сильнее разума.
Даттам на это усмехнулся, потом подошел к пленнику и разрезал на нем веревки со словами:
– Иди. Я не убиваю связанных.
Руки Даттама были все в крови: он не вымыл их после гадания. Даттам показал пленнику дольки печени и сказал:
– Варайорт обещал мне наутро победу.
Помолчал и добавил:
– Однако, если я не ошибаюсь, ваша вера запрещает вам убивать, грабить и иным образом чинить насилие и грешить?
Мужик возразил:
– А мы и не грешим. Грешит тот, кто не признает истинного бога, а не тот, кто вразумляет грешника.
Выждал, пока отойдут затекшие ноги, и, прихрамывая, убрался.
Быстро смеркалось. За повозками загорелись факелы и костры из порубленных кипарисов. Племянник графа стал считать количество факелов в руках праведников, сбился по небрежению к точным наукам со счета и начал ругаться.
* * *
Человека в вывороченном кафтане звали Тодди Красноглазый. Ни земли, ни хозяев у Тодди никогда не было. До сорока лет он был свободным человеком из общины бога-шельмеца Варайорта, а потом был объявлен вне закона за то, что сжег своего обидчика в дому, с домочадцами и скотом. Никто, впрочем, не отрицал, что он совершил убийство не раньше, чем вынужден был это сделать, и многие готовы были дать ему деньги на виру, но он не стал просить.
После этого Тодди ушел в горы и стал разбойничать.
Шесть лет назад мимо него ехал бродячий проповедник на осле. Тодди с товарищем выскочили и хотели увести осла, однако руки их сами собой завязались за спину. Тодди бросил разбойничать и стал ходить с проповедником. В здешних краях ржаных корольков не так презирали, многие женщины им верили, а хозяева старались назначить их управляющими, потому что других таких честных людей было мало.
Тодди сходил в страну Великого Света, и ему там многое понравилось. Он выучился читать и прочел королевскую книгу. Других книг он читать не стал, потому что в «Книге о Белом Кречете», и там все было сказано. Там, например, было предсказано, что перед временем света должно наступить время тьмы. Вернувшись три года назад в свои края, он увидел, что одно предсказание уже сбылось, и время тьмы наступило: судят неправедно и отбирают землю. Обрадовался: стало быть, и второе сбудется.