Хлопали двери, гремели победные песни. Кто-то спал, свесившись из окна на улицу. Испанцы обнимались, целовались, пили прямо из кувшинов.
Целью наблюдений корсара было определить, какие именно двери ведут в тюремное помещение.
Удалось это сделать с точностью, только подсмотрев процедуру смены караула. Она состояла в том, что четверо не до последней степени пьяных носителей кирас и аркебуз вышли с победными кличами из караульного помещения и прошествовали в дальний угол двора. Там один из них постучал прикладом в устроенную в каменной стене дверь и громко произнес несколько слов, игравших роль пароля по всей видимости.
Дверь отперлась, изнутри появился прежний наряд, тоже из четырех человек состоящий. Наскоро вручив вновь прибывшим связку ключей, освобожденные из тюрьмы охранники кинулись наверстывать упущенное.
Где находятся пленные, теперь было ясно, оставалось только придумать, как воспользоваться этим знанием.
Олоннэ попытался припомнить слова пароля, но потом плюнул на это занятие — произношение непременно выдаст. Необходимо что-то другое.
В голову ничего не приходило.
Может быть, попытаться выкрасть одного из пирующих в кордегардии негодяев и заставить его произнести нужные слова перед дверью? Олоннэ еще не успел до конца додумать эту мысль, а она ему уже разонравилась. Сколь бы ни превосходил трезвый человек пьяного, он не в состоянии справиться с целой толпой пьяниц.
Положение рисовалось безвыходным. Но тут капитану, готовому прийти в отчаяние, на помощь явилось вино, или, вернее сказать, вызываемое им действие.
Заскрипели петли тюремной двери, и на свободу выбрался один из стражников, только что заступивших на безрадостный пост. Ему приспичило облегчить свой мочевой пузырь, санитарные условия узилища не позволяли сделать это внутри.
Поняв, какой оборот приобретают события, Олоннэ еще глубже вжался в магнолиевую тень.
В этот момент на стол губернатора как раз подали поросенка в сметанном соусе, и изрядно нагрузившиеся гости, принадлежащие к сливкам местного общества, встретили его появление нестройным, но восторженным гулом.
Вслед за свиньей явился капитан Пинилья, видимо потративший слишком много времени, чтобы привести себя в порядок после приключений прошлой ночи и сегодняшнего утра. Он был в голубом мундире, дорогом парике, кружева его манжет благоухали, так же как отвороты дорогой голландской рубахи.
Капитан, безусловно, был героем дня, поэтому губернатор пригласил его занять место рядом с собой. Отвечая на приветствия и восторженные жесты кроткой улыбкой, Пинилья пересек залу и уселся в предупредительно пододвинутое лакеем кресло.
Губернатор, не вставая — опять проклятая подагра, — произнес тост в его честь. Бокалы с малагой и хересом вознеслись над столом.
Капитан был на вершине блаженства, хотя изо всех сил старался этого не показать.
— Клянусь всеми святыми, покровительствующими нашему королевству и особенно его новым землям, что сегодняшний день войдет в историю. И войдет как день славы испанского оружия. Олоннэ мертв!
— Олоннэ мертв! — подхватил весь стол.
Дон Ангерран де ла Пенья отхлебнул из своего бокала, а потом швырнул его в стену. Кое-кто из гостей попытался последовать его примеру, но предупредительно поднятая рука губернатора остановила эти попытки. Дон Ангерран был рад победе над французским разбойником, но не до такой степени, чтобы дать переколошматить весь свой венецианский сервиз.
Капитан был полностью погружен в пожирание сочной поросятины, когда дон Ангерран спросил у него, все ли в порядке на берегу.
— Конечно, все сделано так, как вами было приказано: вырыли в песке ямы, вбили деревянные палки. Я решил, что крестов эти собаки не заслужили.
— То есть все в порядке? — переспросил губернатор, как будто в тайной надежде или в тайном страхе услышать другой ответ.
Стражник устроился у стены, инстинктивно стараясь держаться в тени. Это устраивало Олоннэ. Он вытащил из-за пояса нож, огляделся — не видим ли кому-нибудь — и на цыпочках бесшумно приблизился к справляющему малую нужду испанцу.
Занес нож.
В этот момент в кордегардии грянули припев знаменитой песни:
У нас вина полно и вволю хлеба,
Над всей Кастилией безоблачное небо.
Как бы удостоверяя эти слова, Олоннэ нанес удар.
Испанский пьяница скончался мгновенно.
Олоннэ вытер нож о его мундир, но прятать не стал. Быстрым шагом он пересек освещенную часть двора и постучал в тюремную дверь, откройте, мол.
Изнутри послышался хриплый, полусонный голос:
— Это ты, Педро?
Антонио я уже сегодня был, подумал капитан и применил прием, уже использовавшийся им при проникновении в город. Издал несколько нечленораздельных звуков и шумно икнул.
— Сейчас, Педро, сейчас, — ответили с той стороны двери, — никак не разберусь с проклятыми ключами.
Когда дверь все же распахнулась, Олоннэ, не раздумывая ни секунды, нанес удар. Лезвие, по всей видимости, попало испанцу в глаз, и с диким воплем он отступил в глубь тюремного помещения, схватившись руками за лицо. На его крик появился еще один стражник с факелом и глупым вопросом:
— Ты что, палец себе прищемил, а?
Эти слова стали последними, что суждено было произнести кастильскому остроумцу. Олоннэ убил его ударом в левую часть груди, и так быстро, что факел не успел упасть на пол и был подхвачен нападавшим.
Пораженный в глаз стражник затих в углу.
Посветив себе захваченным факелом, Олоннэ отыскал на полу связку ключей, без них было не открыть камеры.
В этот момент явился последний страж. Он оказался еще пьянее своих коллег, поэтому соображал куда медленнее, чем они. Охранник умер так быстро, что не успел даже сказать какую-нибудь глупость перед смертью.
Подняв повыше факел, капитан огляделся. Комната тюремной стражи по количеству валяющихся трупов, конечно, уступала белому песчаному пляжу, но тем не менее являла собой впечатляющее зрелище.
Олоннэ запер входную дверь, чтобы не привлечь случайных посетителей, подошел к тому испанцу, который впустил его внутрь, и, присев на корточки, полоснул ножом по горлу. На всякий случай. Если ему самому сегодня утром пришла идея притвориться мертвым на песчаном берегу, почему этому охранку не могло прийти в голову то же самое?
Так, теперь ключи.
— Успокойтесь, ваше высокопревосходительство, все в полном порядке, клянусь стигматами святой Береники, — улыбнулся капитан Пинилья, поедая сладкий картофель. — Не считать же неприятностью простую ошибку в счете.
Дон Ангерран поперхнулся:
— Какую ошибку?
— Ну, помните, вы велели мне пересчитать мертвых корсаров, прежде чем отправляться за похоронной командой.