— И что же вам нужно взамен? — Черные глаза Горацио отражали пламя факела.
— Жизнь за жизнь. Ты должен убить одного человека. Для тебя ведь это пустяк — сколько глоток ты перерезал на своем веку?
— Я всегда убивал ударом в сердце.
— Пусть в сердце, меня и это устроит.
— И вы отпустите меня, ваше высокопревосходительство?
— Отпущу.
— Я вам не верю.
— Но это же глупо. После того как ты сделаешь то, что от тебя требуется, ты вправе не возвращаться за эту решетку. А поймать тебя второй раз…
— А Мария?
— Если в течение полугода ты не сделаешь то, что от тебя требуется, я поступлю с ней жестоко.
Горацио усмехнулся:
— Уж в этом я не сомневаюсь.
— Вот и прекрасно, тогда соглашайся.
— У меня нет выбора.
— Вот именно.
— Имя!
— Пуэрто-Кавалло.
Падре Аттарезе, прищурившись, посмотрел на Олоннэ.
— Пуэрто-Кавалло? Насколько я знаю, там множество мелких островов. Это похоже на ловушку, капитан.
— Это и есть ловушка, об этом я вам говорил с самого начала. Неужели забыли? Важно, для кого ловушка. Моя эскадра будет находиться в двух днях пути от Пуэрто-Кавалло, когда флот дона Антонио нападет на корабли моего счастливого соперника в борьбе за сердце Женевьевы.
Падре Аттарезе несколько раз вздохнул.
— Что вас мучает?
— Капитан Шарп не совсем та добыча, ради которой осторожнейший дон Антонио решится затеять большое сражение.
— Я уже много раз говорил вам, что вы умны, готов повторить еще раз то же самое. Разумеется, в своем послании его высокопревосходительству вы напишете, что во главе флотилии возле Пуэрто-Кавалло дон Антонио найдет меня, капитана Олоннэ. Ради такой добычи, насколько я знаю, он готов на что угодно.
Старик кивнул:
— Это верно.
— Это правильно, мадам, я ненавижу его, но то, что вы мне предлагаете, слишком рискованно. Он силен, как зверь, но он и хитер, уж не знаю как кто. Он за сто миль чувствует опасность.
— Если бы это было простое дело, я бы наняла какого-нибудь бродягу за двадцать реалов, и он бы все устроил.
Воклен усмехнулся:
— Двадцать реалов… Двадцать тысяч реалов — вот цена такого предприятия.
Женевьева хищно прищурилась и раздула ноздри:
— Двадцать тысяч?
— Как минимум.
— Вы сами назвали эту цифру. Я заплачу вам двадцать тысяч реалов, если капитан Олоннэ навсегда останется на дне озера Маракаибо.
Воклен озабоченно оглянулся:
— Тише, прошу вас!
Дом, где они встречались, стоял уединенно, но мистический страх перед Олоннэ не оставлял его стариннейшего помощника.
— Итак, вы согласны?
Двадцать тысяч реалов были большие деньги. Очень большие!
— Но где гарантия, что после того, как я это сделаю, вы со мною расплатитесь? Открыто требовать деньги у вас я не смогу. У капитана много друзей, и каждый из них захочет отомстить.
Дочка губернатора презрительно усмехнулась:
— Половину я вам дам вперед.
— Олоннэ.
— Олоннэ?!
— Что тебя так испугало, Горацио? Это такой же бандит, как ты. Между вами только одна разница: ты уже сидишь у меня в подвале, а он — еще нет.
Горацио де Молина помотал головой.
— Ты что, отказываешься?
— Это не просто бандит.
— А кто?! Дьявол во плоти, да?!
— Не удивился бы, когда бы выяснилось, что это так.
Дон Антонио свирепо ткнул факелом в решетку. Горацио отпрянул внутрь.
— Ну, как знаешь, сейчас я…
— Погодите, дон Антонио.
— Ты все-таки надумал?
— Ради своей дочери я готов спуститься и в ад.
— До свидания, падре.
— Деньги вы пришлете сегодня или только завтра?
— На улице глубокая ночь, подождите до завтра. И еще одно. Доставив вам деньги, я конечно же пожелаю ознакомиться с текстом послания дону Антонио. Кроме того, с его человеком отправится и мой.
— Но это вызовет подозрения!
— Ваше дело придумать, почему человеку дона Антонио понадобился сопровождающий. Спокойной ночи.
— Я могу удалиться, мадам?
— Завтра капитану Олоннэ будет направлено письмо за подписью моего отца о том, что во главе «Венеры» его волей поставлен Моисей Воклен, и завтра же вы получите десять тысяч реалов. Куда их вам доставить?
Воклен пожевал губами:
— Мне нужно подумать. Не лучше ли, если бы ваш батюшка открыл на мое имя счет в одном из банков в Европе?
Женевьева кивнула.
Несмотря на очень ранний час, на баке «Вальядолида», флагманского корабля испанской эскадры, собралось много народу. Помимо дона Фернандеса де Овьедо, адмирала флота его католического величества, принявшего командование над флотилией, и дона Рауля де Фуэнтеса, капитана флагманского корабля, которым по роду их непосредственных обязанностей надлежало бодрствовать в эту предрассветную пору, не улежал в постели и дон Антонио де Кавехенья. Он не любил морские путешествия, страдал морской болезнью, боялся корсаров, но ни одно из этих препятствий в отдельности, ни все они вместе не смогли удержать его на берегу. Более того, при желании его действия можно было истолковать как должностное преступление: губернатору не надлежит бросать вверенный ему остров в тот момент, когда тот может подвергнуться внезапному нападению банды морских разбойников.
Девять испанских кораблей покачивались на легкой волне в кабельтове друг от друга.
Туман постепенно рассеивался, очертания мачт все отчетливее проступали на фоне светлеющего неба. Наконец стал различим и мыс Флеао, за которым, если верить донесению падре Аттарезе, и должна была находиться эскадра дьяволоподобного и неуловимого капитана Олоннэ.
Дон Фернандес, маленький, сухой человечек с умным смуглым лицом, забавно смотревшимся в обрамлении пышного белого парика, недовольно прохаживался, стуча каблуками своих ярко-красных башмаков по чисто выдраенной палубе.
Дон Рауль и другие офицеры почтительно провожали его взглядом. Дон Фернандес был не только носителем высокого чина, но и уважаемым человеком. Он, единственный из присутствующих на баке и на мостике знатных военных и штатских господ, имел положительный личный счет в схватках с английскими и французскими каперами. Он знал, как управляться с этими бешеными псами, и втайне офицеры и матросы надеялись, что уж с ним-то они не пропадут.