— На этом текст обрывается, — сказал дон Антонио, отпуская нижний край свитка, тем самым давая ему свернуться.
— И что вы скажете по поводу прочитанного?
— Очень странный рассказ. С одной стороны, воображено все очень живо и смело…
— Ну-ну! — Олоннэ выдохнул большой клуб дыма, сунул трубку обратно в зубы и резко наклонился вперед.
— А с другой стороны — как бы слишком смело. За гранью здравого смысла и привычного представления о вещах и мире. Не безумен ли этот автор? Мне не приходилось никогда читать ничего подобного.
Говоря это, дон Антонио попутно пытался сообразить, означает ли факт его вовлечения в литературный диспут то, что ему можно уже не бояться самого худшего.
— То, что вы не читали ничего подобного, говорит всего лишь о вашей скудной образованности.
Его высокопревосходительству было крайне забавно слышать подобные слова из уст обыкновенного бандита, но он не позволил себе показать это.
— Сэр Фрэнсис Бэкон пописывал в подобном роде, вам не попадались его рассуждения об Атлантиде? Или «Город солнца» Кампанеллы, название прочитанного вами отрывка явно перекликается с названием поразительного сочинения этого итальянца. Не читали?
Дон Антонио виновато и отрицательно покачал головой.
— Если я вас не повешу, дам вам прочитать латинский перевод. У меня имеется, как память об одном из родственников.
Его высокопревосходительство не обратил никакого внимания на вторую часть фразы, поскольку был потрясен первой.
— Господин Олоннэ, вы играете со мной, как кошка с мышью, то вовлекаете в высокоученый спор, как бы давая понять, что готовы видеть во мне человека, жизнь коего для вас имеет некоторую ценность, то вдруг объявляете о возможности немедленной виселицы. Прошу вас, объявите мою участь, дабы я мог помолиться и привести в порядок если не дела свои, то хотя бы мысли. Прошу вас.
Капитан жестом сожаления развел руки. Кровь подсохла, с обшлагов больше не капало.
— Я не могу вам объявить то, чего не знаю сам. Ваша участь в огромной степени зависит от того, что вы станете мне отвечать на вопросы. Не «как», заметьте, а «что».
Дон Антонио шумно сглотнул слюну:
— Я готов.
— Отлично. Для того чтобы вы по ходу нашего расследования задавали себе как можно меньше недоуменных вопросов, чтобы это не мешало вам размышлять над вопросами моими, я объясню вам общие очертания моего интереса. Собственно, я уже начал это делать своим рассуждением о взрослых и детях.
— Я помню… — угодливо закивал его высокопревосходительство.
— Так вот, я убежден, что автором этого отрывка является, говоря моими словами, человек взрослый. Они чрезвычайно редки в нашем мире, а в этой части мира и подавно. Мне нужно его отыскать. Во что бы то ни стало.
— Но если он мертв!
— Тогда мне нужно отыскать его труп и тех, кто его похоронил.
— Но он, может быть, живет не в Новом Свете, вообще, может быть…
— У меня есть основания считать, что он живет именно в Новом Свете.
— Спрашивайте, господин Олоннэ. Я отвечу. И обещаю полную искренность.
Капитан выколотил трубку и снова набил ее табаком. Не торопясь раскурил. Совершаемые им движения ничуть не походили на приготовление палача к своей мрачной работе, но дон Антонио тем не менее чем дальше, тем больше чувствовал себя привязанным к грот-мачте.
— Но ведь может статься, что этот текст очень старинный, и тогда, как бы я ни старался вам помочь, вы все равно останетесь недовольны.
— Разве вы сами, читая это свиток, не ощутили, что писал его наш современник? Более того, мысли, в нем заключенные, весьма напоминают мне мысли, высказывавшиеся человеком, коего я знавал не более чем десять лет назад. Такой человек должен быть признан нашим современником, не правда ли?
— Согласен с вашим мнением.
— Тогда скажите мне, откуда у вас этот свиток?
— Он появился у меня недавно вместе с другими свитками и книгами. Их доставили мне, зная о моей склонности к разного рода древностям и загадкам, из Сан-Педро.
Олоннэ встрепенулся:
— Из Сан-Педро?
— Именно. Тамошний алькальд дон Каминеро год назад проводил какую-то карательную экспедицию против местных индейцев. Там ведь проживают вдоль реки Святого Иоанна, называемой также Дезаньядера, даже людоеды. Они дики и воинственны.
— Откуда у диких людоедов могли оказаться книги и свитки?
Дон Антонио кивнул, показывая, что заключенное в вопросе недоверие считает обоснованным:
— Я и сам задался таким вопросом и обратился с ним к офицеру, сопровождавшему груз. Офицер был из новеньких, только что переведенный из Фландрии за какие-то провинности, он не смог удовлетворить моего любопытства. Да и то сказать, оно не было таким острым, как ваше.
— И вы забыли об этом свитке.
— Нет. Ведь мне, ради того чтобы навербовать добровольцев, пришлось отправиться в глубь Никарагуа. В Сан-Педро я, разумеется, встретился с доном Каминеро. Не в числе первых, не буду лгать, но я задал ему вопрос о переданных им в мое распоряжение рукописях и книгах.
— Он отказался отвечать?
— Вы почти угадали. Он на эту тему говорил неохотно. Лишь кратко упомянул о том, что помимо дикарей его солдаты столкнулись и с одним культурным индейским поселением; у жрецов, возглавлявших поселение, эти книги и были изъяты. Почему это пришлось сделать, он не объяснил и никаких запоминающихся подробностей относительно этих культурных индейцев не привел.
Олоннэ поскреб мундштуком переносицу и крикнул, полуобернувшись:
— Роже!
Явился седой камердинер.
— Я здесь, господин.
— Принеси мне что-нибудь переодеться. А то это, — капитан не без усилия стащил с себя камзол, — невозможно носить.
Состоялся акт переодевания. Дон Антонио был вынужден на нем присутствовать. Когда в Эскуриале ему приходилось наблюдать церемонию перемены августейшим лицом его одежд, он считал себя польщенным. Но сейчас кем он должен был себя считать, рассматривая голого бандита?
Никакой возможности возмутиться не было.
Его высокопревосходительство покорился судьбе. Хотя и не полностью. Он отвел глаза.
После окончания процедуры Олоннэ вдруг спросил:
— А, вы еще здесь?!
Удивление, прозвучавшее в голосе капитана, было столь поддельным, что дон Антонио содрогнулся, — издевательства продолжаются.
— Я жду решения своей участи.
— Вы знаете, не такой простой это вопрос — ваша участь.
— Отчего же?
— Да оттого. На Тортугу я вас взять не могу, да, судя по всему, и вы сами не хотите туда.