Послышался довольный храп механика, он шумно вытирал вспотевшие от волнения руки о кожаные штаны.
Ничего не сказав в ответ на блестящее пояснение Зельды, мессир Теодор развернулся, вышел из секции и направился далее по центральному проходу ангара. Трудно было понять, что он такое себе думает. Загадочность нашего гостя доходит до уровня невоспитанности. Уже собиравшийся воспарить духом господин Гефкан, заугрюмел, и торопливо захромал вслед за сенатором загребая кривой ногой опилки. В открывавшихся направо и налево секциях стояли, лежали, громоздились бесчисленные предметы боевого реквизита. Меня всегда восхищало собрание арбалетов, чем-то они напоминали мне замерших в полете и обезоруженных гарпий. Ладно смотрелись и алебарды. Они стояли строем, спиной к стене. Округлые блики их начищенных лезвий сливались в длинную, уходящую в бесконечность и возвращающуюся оттуда полосу. Собрание боевых топоров, наоборот, поражало творческим беспорядком. Ими были утыканы и деревянные стены и деревянные опоры, и даже потолок. Было такое впечатление, что они висят в воздухе. Конечно, я понимаю, ничего хорошего в этой эстетизации орудий убийства нет. По мне, так лучше плесневели бы они себе в бесформенных отвратных кучах, — мечты гуманиста — но что делать, если они иногда надобятся и в самом исправном состоянии.
— Взгляните, Теодор!
Зельда довольно бесцеремонно, но при этом грациозно схватила сенатора за свободную руку и повернула в нужном ей направлении.
— Взгляните, разве это не чудо!
Сенатор остановился, и посмотрел, куда просили.
— Это колесница?
— Нет, нет. — Пояснила Зельда. — Это пыточная телега.
Зизу недовольно заворчал. Какая понятливая собачка. А мессиру Теодору пришлось пояснять.
— В средние века, при каждом приличном войске имелось такое… устройство. Там полный набор инструментов, все, это я вам гарантирую в рабочем состоянии. И испанский сапог, и поножи, и тиски для массирования черепа. Вот эта жестяная кружка с трубкой служит для того, чтобы разрывать чрево человека с помощью наливаемой воды. Ну, щипцы, иглы и тому подобное. Если нужно срочно кого-нибудь колесовать — все наготове. А вот эти ступицы видите? На них наматывается кожа, когда ее сдирают.
Господин Гефкан удовлетворенно кивал параллельно объяснениям Зельды. Она все говорила правильно.
— Главное же то здесь, что можно с полной уверенностью говорить об абсолютной идентичности данного экспоната, тем натуральным приборам, что использовались в соответствующие исторические времена. И металлические, части, и деревянные, и механика конструкции. Безусловно, это одна из жемчужин в коллекции господина Гефкана.
Колченогий гигант гулко кашлянул. Он не знал, можно, наконец, радоваться, или лучше еще погодить.
— А палачи? — Сказал комиссар.
— Палачи? — Зельда растерялась, но лишь на самую крохотную секунду. Ее не собьешь, косноязычие власть имущих ее специализация.
— А никаких палачей нет, и быть не может. Мы их не готовим, не отбираем, и не планируем готовить или отбирать. Я имею в виду даже не моральную сторону вопроса, хотя она и существенна. Пытки в наших акциях не используются, потому что это род профессиональной деятельности. А палач-любитель, это нонсенс.
— Таким образом, это устройство можно считать, так сказать, произведением чистого искусства.
Ах, как повернул загорелый инспектор! Но моя малышка и тут не сплоховала.
— Вы хотите сказать, что господин Гефкан отрывает силы и материалы от выполнения своих штатных задач, занимаясь такими вещами?
Зизу вызывающе тявкнул.
— Не могу согласиться. Господин Гефкан — ученый, а ученый, не находящийся в непрерывном творческом поиске, не совершенствующий свои навыки и инструменты, это плохой ученый. Осуществляя такие проекты, как эта пыточная колесница, господин Гефкан готовит себя к выполнению задач, которые сейчас еще не стоят, но которые могут встать перед ним. Да, он тратит не только клетки серого вещества или листы белой бумаги, как господа теоретики в своих изысканиях, но тут уж ничего не поделаешь. Обеспечивая материальную часть нашего великого замысла, нельзя обойтись без материальных трат.
Я мысленно аплодировал. Нет, наша пресс-служба не допустит урезания ассигнований.
Господин Гефкан смотрел на Зельду так, словно и сам был удивлен тем, что слышал. Вот, уважаемый, внимай и цени, и сообрази, наконец, что эта как бы вертлявая, якобы легкомысленная красотка, давно уже переросла свой нынешний статус, и превосходит живостью и сложностью ума многих законных господ науки.
Мессир Теодор ничего не возразил и молча отправился далее по прохладному ангару, несомненно, сраженный логикой Зельды. В полном молчании мы миновали артиллерийские и мотоциклетные павильоны, не стали рассматривать богатейшее собрание шпаг и пистолетов. Кажется, высокий инспектор уже составил себе представление о хромоногом хозяине этих богатств и о его работе. Экскурсия заканчивалась. Вот он уже выход из ангара. Господин главный технолог так и не сказал ни единого слова.
Как я и думал, самое свое изысканное достижение было прибережено к финалу. На потрескавшемся пятне асфальта, залитом старинными маслами, стоял колесно-гусеничный вездеход, по сравнению с которым наш заглохший "крайслер" показался бы почти современной машиной. Зельда быстренько пояснила, что это "ситроен" 1907 года, на котором решительные французы совершили переход от Парижа до Пекина, преодолевая то льды, то пески, то косность аборигенов.
Но господину Гефкану не суждено было испытать триумф, потому что все внимание привлек к себе не горячий, обшарпанный гроб на полугусеничном ходу, а неожиданная дама, стоявшая облокотившись на обшарпаный борт.
Госпожа Диамида собственной персоной. Рыжая, кудрявая, коренастая, чуть простоватая. Больше увлечена своей работой, чем собою. Одета скромно — в обычный джинсовый костюм, на шее не ожерелье, а просто блок связи-памяти. "Наша скучная скотница" — так когда-то лизнул ее Зельдин язычок. Да, моя журналисточка относится к главному анималисту деревни без особой любви, и для этого есть, есть основания. Несмотря на всю свою сумрачную сдержанность, госпожа Диамида порою наносит Зельде довольно болезненные уколы. Иногда даже не замечая этого, что особенно больно ранит, напоминая о том, о чем напоминать, не стоило бы.
Однако странно видеть ее здесь, возле ангара на жаре. Пришла в гости к господину Гефкану? Но об их дружбе ничего слыхивано не было. Оказалась здесь случайно? Немыслимо!
Демонстративно зевая, Зельда представила мессиру Теодору веткудесницу, и, как бы, между прочим, но весьма настойчиво сообщила, что сенатор направляется в настоящий момент в музей Деревни. Но сосредоточенная госпожа не обратила на это сообщение ни малейшего внимания. Не то чтобы она специально хотела унизить представителя пресс-службы, просто она никогда не забывает, кем ей приходится моя малышка. В такие моменты все у меня внутри стекленеет от отчаянья, от сознания, что ничего тут поделать нельзя. И я в сотый раз вспоминаю о том, что предлагал Зельде убраться из Деревни, от этих неуловимых унижений, но она считает, что только здесь может ощущать себя полноценным существом.