Вытирая со лба мутные капли, студент обещал сделать все, как следует.
— Какое может быть, обещание! Это приказ! — Возмутился было Мышкин, но был окорочен поручиком. Какая теперь разница. Унтер спорить не стал, начал разливать в единственную стопку остатки водки. Подавал с присказкой.
— Пей, крестись, в строй становись!
Прапорщик Плахов водку выпил, а потом заявил, что, поскольку является агностиком, то и махать щепотью перед своим носом считает глупым.
Против ожиданий Мышкин не разозлился на него, а наоборот поглядел с участием.
— Агностик? Да, как же ты, милок, в бою то с этим?
Будкин и Доскин злорадно засмеялись. Твердило только вздохнул.
Выступили.
До лесной опушки, вниз по пологому склону холма двигались быстро и спокойно. Перед выходом на открытое пространство собрались все вместе, и поручик в последний раз повторил план действий.
Луна начала заезжать за треугольник утеса.
— С Богом!
Мышкин первым выскользнул из елового укрытия и перебежал к одиноко стоящему дубку. Слился с его стволом, стреляя единственным глазом в сторону самурайской позиции. Подал знак — все в порядке и побежал далее.
Следующим, как и было задумано, оторвался от материнского холма Доскин. Капитан удовлетворенно отметил, что молодой фейерверкер ступает так, как учили, не на всю ступню, а чуть со скольжением вперед, как на лыжу. Это для того, чтобы свежий снег не слишком хрустел.
Вскоре все войско кралось вне еловой защиты под открытым, совершенно черным небом, хоронясь за земляными наростами, кустами и валунами. Луна зашла окончательно. Наконец, добрались до заветного овражка и залегли. До самурайской позиции отсюда было шагов сорок. Мышкин сообщил капитану шепотом, что в овражке есть "ихние" следы. Стало быть, самураи обследовали это место уже после снегопада, значит, все же опасаются диверсии с тылу. Но не слишком, поскольку постоянного поста здесь не оставили.
Все шло по плану, только прапорщика вдруг стал разбирать кашель. Унтер цапнул его пятернею за толстый загривок и ткнул пастью в снег.
Батарея располагалась на возвышении. Лежа в овражке, разглядеть можно было лишь сполохи пламени от костра, горевшего за бруствером. Сверху стекали также запахи дыма и приготовляемой еды. Доносились и какие-то звуки, но чему они соответствовали, сказать было трудно. Скорей всего, неутомимый ворог занимался усиленной починкой второго орудия.
Фурцев велел Мышкину разгрузить прапорщика и раздать фузеи. Все, как инструктировал унтер, положили оружие вдоль своего тела, кремниевыми замком на шапку. Руки — опять-таки унтерский совет — засунули в штаны, чтобы пальцы не деревенели от холода. А было прохладненько.
Сверху, с батареи раздались голоса и звук шагов. Как минимум два человека. Действительно, на насыпном бруствере показались две фигуры немного подсвеченные сзади сполохами костра. Фигуры выглядели причудливо — широченные из-за наплечников плечи, торчащие во все стороны ножны и длинные рукояти мечей.
Войско Фурцева вжалось в снег, если эти двое двинутся вниз по склону — бой неминуемый, а потом, уноси ноги и к чертям все планы!
Но самураи, как оказалось, вышли не на длинную прогулку, а за малой нуждой. Облегчаясь, они попутно обменивались замечаниями.
— Цу корудо.
— Цу корудо.
В тот момент, когда они начали застегиваться, раздался взрыв там далеко у подножия утеса.
Началось!
Фигуры с бруствера исчезли. На батарейном холме началась беготня и раздались многоголосые, краткие вскрикивания. Потом наверху послышался стук копыт, понятное дело, послали с батареи спросить, что происходит? Сквозь самурайский шум на батарее, как иголки сквозь вату дошли звуки разрозненой стрельбы у подножия утеса. Фурцев достал правую руку из штанов и вытер пот со лба и посмотрел в сторону елового холма. Пора бы уже Колокольникову, несмотря на всю его лихорадку, подпалить отвлекающий костер. Нет, никакого дыма над холмом не наблюдалось.
Надо еще немного подождать. Все равно, ворог сейчас занят главною дракой подле утеса и ему не до отвлекающих костров.
Прошло минут десять-пятнадцать. Суета на батарее стала стихать. Самураи разобрались, что к чему, и успокоились.
Что дальше?
По спине у Фурцева от этого вопроса пробежала по спине холодная волна. Он прекрасно понимал, что будет дальше. Сейчас вышлют дозор, чтобы обследовать окрестности батареи.
Колокольников, где твой костер?!
Фурцев прищурившись смотрел то на батарейный бруствер, то в сторону ельника.
Никогда не доверяйся больным и уродам!
Над бруствером начали не торопясь вырастать фигуры в шлемах, заслоняя звездное крошево у себя за спиной. Четверо. Не спешат, им явно не хочется углубляться в неуютную снежную темноту. На секунду Фурцеву показалось, что они сейчас просто помочатся как те двое и уйдут.
Дыма все не было. Капитан представил себе, как должен был бы рисоваться толстый пепельный столб на фоне черно-искристого неба.
Ничего этого не было.
Самураи начали спускаться, медленно покачиваясь из стороны в сторону.
А дыма как не было, так и нет.
Они продолжают спускаться. Как раз сюда, где лежит разрозненно уже изрядно подмерзшая команда капитана Фурцева. Без боя не обойтись. На возможность неожиданной атаки на батарею можно великолепно наплевать. Ротмистр будет побеждать или проигрывать в одиночку. Фурцеву стало нестерпимо стыдно перед Родионовым, и стыд этот был намного сильнее неизбежного, никогда не пропадающего страха перед столкновением.
— Всем приготовиться! — Скомандовал шепотом Фурцев. — Начинать только по моему приказу.
Прапорщик Плахов вдруг тихонько заскулил. Унтер снова ткнул его головой в снег, и просвистел сквозь редкие усы.
— Эх, Колокольников собака, где ж, твой костерок!
Четыре смутных, и засчет этого кажущихся огромными фигуры сползали по склону вниз, вместе с волной хруста, сопения и других мелких звуков.
Капитан целился в это скопище темных пятен стволами обоих дрожащих пистолетов, рук уже практически не чувствуя.
Осталось шагов двадцать.
Все, теперь…
И тут раздался страшный, истеричный, почти нелюдской вопль справа, в районе бывшей штабной избы.
Японский дозор замер.
Крик повторился, его окружили другие шумы. Там явно происходила какая-то свалка. Дозорные обменялись несколькими короткими фразами и повернули в сторону хутора. Мимо лежащих разведчиков они проскользнули во тьме четырьмя тяжелыми похрустывающими тенями.
— Что там такое? — Спросил поручик, когда они отбежали достаточно далеко.
— Голос, как будто Колокольникова. — Сказал Будкин.