Фурцев знал о каком "другом" пойдет речь и поэтому внутренне собрался, даже положил руки перед собою на стол. Остальные тоже все понимали, и поединка комиссара с командиром ждали с интересом. И вполне понятным — надо же знать, кто, в конце концов, является тут главным. Все слишком хорошо были осведомлены о бреде многоначалия, что чуть не привело к поражению в прошлой компании.
— Да, товарищ капитан, четверть двеннадцатого. Мышкин обещал вернуться к десяти. — Головков помолчал, как бы решаясь сказать неприятные начальнику слова. — Надо что-то… нельзя больше ждать! Все офицеры в курсе моего мнения о том, что нам надо незамедлительно занять территорию хлебозавода, что этого требуют самые общие соображения стратегии.
— Но все офицеры также в курсе того, что нельзя прибегать к слишком решительным шагам, пока не знаешь, с кем предстоит иметь дело. — Резко ответил капитан.
Молчание. И Фурцев не взялся бы утверждать, что молчание это в его пользу. Тогда он сказал еще.
— С большинством из вас мы прошли длинный боевой путь, и каждый из личного опыта доподлинно знает — не суди о противнике по оружию, что тебе выдали.
Политрук юрко вмешался.
— Из "личного опыта", опыт полезнейшая вещь, но он не может быть руководством на все времена. Ведь нет такого писаного закона — получил кольчугу времен Александра Невского, забудь о крестоносцах. Приобретенный опыт полностью справедлив только для прошлого, в котором приобретен. Нельзя доверяться ему слепо, надо и в будущее посматривать, раз даны нам глаза. А в глаза эти все время лезут доказательства того, что в этот раз нам, против наших ПТРов, сорокапяток и минометов с гей-славянами надо ожидать как раз атаки танков и автоматчиков. Мы все видели следы от разрывов бомб, а младший лейтенант Булкин слышал в районе парка за площадью звуки похожие на гул моторов.
Фурцев посмотрел на преданного артиллериста. Тот смущенно опустил голову, весь вид его показывал, что гул моторов он слышал.
— Было. Только сказать прямо так, что моторов, я бы не сказал. Но гудело.
— Слышал звон, да не знает кто он. — Пожевал усами Ляпунов, но никто не усмехнулся в ответ на это замечание.
— Н-да. — Сказал Косоротов, просто потому что неудобно было молчать.
— Чтобы занять хлебозавод, надо не меньше взвода. Да еще под опытным командованием. — Сообщил закуривая Ляпунов.
— Да. — Охотно согласился Профессор. — Кого попало, не пошлешь.
— Да уж не беспокойся, не о тебе речь. — Не покосившись даже в его сторону, бросил командир стрелковой роты. Он не любил Петухова за какую-то боевую глупость, сделанную им еще во время персидской кампании.
Фурцев видел, как решение неугодное ему, противное всему его опыту и элементарному здравому смыслу, оформляется за этим столом само собой. Если даже Мышкин канул во время этого разведвыхода, даже если он не даст о себе никакой весточки, правильнее всего провести короткую ночь на укрепленной позиции, и встретить ворога, будь он хоть чертом с рогами в полной концентрации, с не разбросанными по ночным хлебозаводам взводами.
Головков выразительно поглядел на часы, мол, время идет, упускаем шанс. Половина двеннадцатого, даже без двадцати пяти. Офицеры кто прямо, кто осторожно, искоса посматривали на капитана. Всем было уже ясно, что прав политрук, но все же, командир, есть командир. Пусть все-таки сам отдаст назревший приказ.
Не отдам, угрюмо подумал, Фурцев, пусть считают самодуром, пусть считают, что упираюсь всего лишь из нежелания идти на поводу у политрука, плевать! Не отдам.
В коридоре раздались быстрые, приближающиеся к двери кабинета шаги. Ну, наконец-то подумал, Фурцев. Он был уверен, что это Мышкин.
Он не ошибся.
Дверь распахнулась. На пороге, блеснув мертвым глазом, показался начальник разведки. Присыпанный цементной пылью, тяжело дышащий. Вытирая со лба пот скомканной пилоткой, он выдохнул.
— Фрицы!
Капитан сидел на табуретке покрытой старой, лоснящейся телогрейкой. Штаб отдельного батальона теперь находился здесь, в школьной котельной. Трубы с вентилями вдоль стен, приоткрытый зев холодной топки, две совковые лопаты у двери. Кисловатый запах угля, низкий, черный потолок. Закопченное, двойное окно. Капитан сидел за столом, рассматривая лежащий под треснувшим стеклом, ничему не соответствующий график.
Где-то снаружи рвануло. Кажется в саду. Коротко прозвенели стекла в окошке. Слышно как стучат по жестяной крыше подвального входа опадающие яблоки. Или это просто комья земли. Захватанная кочегарскими черными руками дверь распахнулась, на пороге — Мышкин. Такой решительный, словно его принесло этим взрывом. Фурцев спросил, продолжая изучать график выхода кочегаров на дежурство.
— Ну, что там?
Лейтенант промокнул мизинцем угол единственного глаза.
— Да плохо дело. Два пулемета, один на водокачке сразу за заводским забором, второй на стройплощадке. Они и двор простреливают и прилегающую улицу.
— Все погибли? — Капитан с трудом выпихивал из себя каждое слово, поэтому тон выходил какой-то неестественно ровный, безразличный.
Лейтенант повозил пилотку вперед-назад по голове, и взял графин со стола с графиком, отпил прямо из горла сразу половину желтоватой, нездоровой воды.
— Черт его знает. По крайней мере, назад никто не приполз. Ляпунов, если и живой, никакой весточки не шлет. Я просочился по крышам, осторожненько так, кое что рассмотрел.
Поставив графин на место, лейтенант сплюнул в уголь.
— На заводском дворе не менее семи трупов. Два сразу у проходной, лежат так ровненько и ПТР между ними. Два возле хлебовозки сгоревшей. Один стоит неподалеку.
— Стоит?!
— В обнимку со столбом. Как пришило очередью. Еще двое лежат у дверей кирпичного бункера, что направо у проходной. Что характерно, среди убитых я Ляпунова не рассмотрел, но, правда, и видно мне было где-то с треть двора.
Помолчали.
В саду опять взорвалась немецкая мина со всем набором звуков — яблоки, стекла.
— Значит, они нас ждали. — По-прежнему, не поднимая головы, сказал капитан.
Лейтенант дернул плечом и достал из кармана яблоко, отхватил от него половину крепкими зубами, и сообщил, жуя.
— Еще как ждали! И прожектора и осветительные ракеты. Заранее пулеметы на верхотуру затащили. Что там говорить.
— Откуда же они могли знать, что Ляпунов со взводом пойдет именно туда?! — Было понятно, что этот вопрос уже давно грызет капитана изнутри, а сейчас просто прорвался в словах. Лейтенант опять дернул плечом и доел яблоко.
У Фурцева рвалось наружу сразу несколько яростных вопросов, но он себя осадил, незачем наваливаться на Мышкина со всеми этими терзаниями. Не надо было туда посылать целый взвод с самым опытным своим командиром. Кому теперь интересно, что ты хотел сделать как можно лучше! Но, с другой стороны, как можно было не послать?! Фурцев скосил взгляд на край стола, там лежала карта, сложенная нужным участком наружу. Была видна жирная красная стрелка от большой буквы "П", что обозначала занимаемую батальоном школу, в сторону неровного ромба хлебозавода.