* * *
Из кабачка Киссур потащил Бемиша к себе домой. Городская усадьба Киссура занимала добрых шесть гектаров земли недалеко от обиталища Шаваша. Над стенами черного камня посверкивали глазки телекамер, у главного входа теснились нищие в ожидании еды.
Усадьба состояла из главного дома и флигелей, вздымающих луковки крыш из ухоженной зелени сада; у мраморных колонн, обрамлявших ведущую к главному дому дорогу, десяток белокурых высокорослых парней наблюдали за дракой двух бойцовых кабанчиков. При каждом из парней был веерник, способный разнести на молекулы не только кабанчика, но и пол-усадьбы. Ношение оружия частными лицами было в империи строго-настрого запрещено.
Как выяснилось, Киссур привел Бемиша в дом обедать, а времяпровождение в кабачке считалось за закуску. Бемишу икнулось. Киссур предупредил своего гостя, чтобы тот не ходил на женскую половину, и пошел громогласно распоряжаться насчет фазанов.
Иномирец остался в одном из гостиных залов, с окнами, выходящими в сад, и стенами, затянутыми старинными шелками. Поверх ткани была развешана целая коллекция оружия: секира, выложенная перламутром и золотом;
простой боевой топор; мечи; у одной стрелы был кончик в крови.
Когда Киссур вернулся, Бемиш держал в руках тяжелое, с синей шишкой на конце копье. Киссур успел переодеться в домашнюю куртку, и за ним маячил белокурый соплеменник.
– Теренс, – сказал Киссур, – это мой названный брат Ханадар.
Бемиш поклонился Ханадару, а Ханадар поклонился Бемишу. Ханадар был жилист и крепок; с еле заметной военной хромотой и глазами сытого волка; лет ему было около пятидесяти.
– А по какому принципу составлена эта коллекция? – спросил Бемиш.
– Это оружие, из которого меня не убили, – ответил Киссур.
Он подошел и перенял копье из рук иномирца.
– В двух дневных переходах от Ассалаха начинаются горы, – сказал Ханадар, – и Киссура отрезали в этих горных лесах с тысячью людей, а у Харана – так звали того негодяя – было тысяч пятнадцать. Но пока Харан переминался на равнине, Киссур велел подрубить все деревья вдоль дороги, так, что они еле держались. И когда они углубились в лес, все деревья посыпались им на макушку, а мы зарезали тех, кто остался в живых. Впрочем, это было не такое уж легкое дело, и мне попортили шкуру, а Киссура чуть не убило вот этим копьем.
Ханадар замолчал.
– Теперь им глупо кого-то убивать, правда? – спросил Киссур, – веерник куда надежней.
Киссур размахнулся и бросил копье. Оно пролетело в раскрытое окно и воткнулось в расписной столб беседки, стоявшей метрах в пятидесяти от главного входа. Стражники у входа бросили кабанчиков и побежали к копью.
Копье пробило столб насквозь. Толщина столба была сантиметров тридцать.
* * *
Наевшись, Киссур потащил нового друга через реку, туда, где в лучах полуденного солнца сверкал и плавился Нижний Город, тысячелетнее обиталище ремесленников, лавочников и воров, застроенное кривыми непроезжими улочками и перегороженное воротами, за которыми жители кварталов совместно оборонялись от бандитов, а иногда и от чиновников. С ними отправились Ханадар и еще двое охранников.
У реки оглушительно гомонил рынок: пахло жареной рыбой и свежей кровью, бабка с лицом, похожим на кусок высохшего имбиря, быстро и ловко общипывала петуха, и, проходя мимо разгружающегося воза с капустой, Бемиш нечаянно заметил под капустой небольшой ракетомет.
Чуть подальше народ теснился вокруг передвижного помоста, на котором разворачивалось представление.
– Пойдем, – вдруг затеребил Киссур иномирца, – это тебе обязательно надо увидеть.
Бемиш и Киссур пропихнулись поближе.
Почтенный старик в красном развевающемся платье с необыкновенным проворством изготовил две человеческие фигурки, – одну из глины, а другую из белого песчаного камня, положил их на помост и накрыл видавшей виды тряпкой. Провел руками, снял тряпку, – на месте глиняных фигурок вскочили двое юношей. Юноши стали отплясывать перед народом, и вскоре между ними и стариком завязался оживленный разговор.
– И о чем эта пьеса? – спросил Бемиш.
– Это представление на тему старой легенды, – объяснил Киссур. – Видишь ли, когда бог делал мир, он сделал двух людей, одного из глины, а другого из камня. Каждый из них знал столько же, сколько боги, но глиняный человек был простудушный и прямой, а железный – завистливый и хитрый. Однажды боги спохватились и подумали: «Люди ходят среди нас и, наверное, знают все, что мы знаем! Как бы это не навлекло на нас беду!»
Они позвали к себе железного человека и спросили: «Много ли ты знаешь?» И так как железный человек был хитер и скрытен, он на всякий случай ответил, что умен не более карася, который у него в корзинке. Боги прогнали его и позвали к себе глиняного человека и спросили, много ли он знает. «Все», – ответил простодушный глиняный человек. Боги подумали и вынули из него половину знания.
Теперь, когда Киссур разъяснил ему суть происходящего, Бемиш начал соображать, что происходит на сцене. Очень скоро ему стало ясно, что из человека, который наврал богам и знал столько же, сколько они, ничего хорошего не вышло. Человек этот строил всяческие каверзы, воровал звезды с неба, пристроил железного коня пахать за себя землю и попался на том, что, приняв образ бога, совокупился с его женой.
После этого бог в красных одеждах погнался за железным человеком с пучком розог, железный завизжал и кувыркнулся в раскрытый люк. Публика хохотала. Представление кончилось, и бог в красных одеждах стал обходить народ с тарелочкой.
Бемишу это народное творчество понравилось куда больше, чем утреннее представление на сюжет телесериала.
– Я правильно понял, что железный человек умер? – уточнил Бемиш.
– Нет. Он провалился под землю, и там родил детей и внуков. С той поры железные люди живут под землей и несут ответственность за всякие надземные несчастья. Это они подбивают духов гор на землетрясения и военачальников – на мятежи. Согласно легенде, в конце времен железные люди вылезут на землю во плоти, то есть в железе, отберут у людей землю, а у богов – жертвы, и вообще будут вытворять всякие безобразия.
– А второй акт будет? – спросил Бемиш. Ему хотелось посмотреть, как железные люди подбивают военачальников на мятежи.
– Всенепременно, – усмехнулся Киссур.
В этот момент бог с подносиком, на котором бренчали медяки, остановился перед ними, и Киссур, широко улыбаясь, положил на поднос две большие розовые бумажки с изображением журавля, а Ханадар прибавил еще одну. «Хвастуны», – подумал раздраженно Бемиш. Ему не хотелось отставать от своих спутников, и он полез в бумажник. Крупных вейских денег там не оказалось, но в паспорте Бемиша лежали, на случай неприятностей, пять тысяч денаров, – иномирца предупреждали, что банкоматы в здешних местах водятся нечасто. Бемиш вынул две сотенных и положил на поднос.