– Вам правда запрещают говорить по-аломски? – вдруг резко спросил Бемиш соседа.
То т вскочил, застигнутый врасплох.
– Нет… Почему же… – промямлил он на родном языке.
Полковник лег на землю и закрыл глаза.
Солдат потупился, а потом встал и растворился в сумраке за кустами.
– Первый человек, который ответил мне по-аломски, – сказал Бемиш.
– Он не знал по-нашему, – вполголоса промолвил полковник.
Смысл сказанного просочился в мозги Бемиша не сразу.
– Не знал по-нашему? Вы хотите сказать, что это был не ваш солдат, а лазутчик Киссура?
Полковник промолчал. В знак согласия.
– И вы не задержали его? – все так же вполголоса продолжал Бемиш.
– Молчите, господин Бемиш. Я сегодня не намерен произносить перед ними речей.
Десантники вокруг костра сидели молча, словно и не слышали разговора. Один из них, кажется младший офицер, из тех двоих, что ушли давеча из гостиной, протянул фляжку Бемишу.
– Выпейте с нами, – сказал он на Стандарте.
* * *
Бемиш не спал до часа Белой Звезды. Он наблюдал, как из лагеря, как с тонущего корабля, тихо сбегали крысы. Он видел, как взлетел флайер с послом Федерации – отчего-то тот засобирался в столицу. Потом улетела пара чиновников. Потом – ребятишки из спецслужб. Последним, как ни странно, в столицу убрался Шаваш. С ним отбыли трое чиновников, чьи имена значились в списке подлежащих повешению, и с отбытием Шаваша возле космодрома остались только федеральные войска.
Посты были выставлены в безукоризненном порядке, но все чаще и чаще к утру Бемиш слышал у палаток аломскую речь. Люди в боевой броне со встроенным вооружением пели песни, сложенные их предками, и у одного из костров Бемиш заметил бойцов, сгрудившихся возле своего товарища, гадавшего на печени петуха, как это всегда было в обычае у аломов перед боем. Неощипанный петух горел тут же, на вертеле над костром.
Бемиш вернулся в усадьбу к утру. Он повалился на кровать не раздеваясь и почти мгновенно заснул.
Когда Бемиш проснулся, было уже светло: из раскрытого окна выдувало кисейную занавеску, и солнце билось и прыгало на поверхности мраморного столика.
Бемиш повернулся, чувствуя спросонья, что в костюме его чего-то не хватает. Чего? Пиджака? Трусов, простите? Бемиш повернулся еще раз, сминая пустую кобуру, и вскочил. Все было на месте. Не хватало пистолета.
Бемиш выскочил в коридор и побежал к двери во внутренний дворик. Дверь распахнулась, и Бемиш с облегчением увидел за ней вчерашнего офицера в форме Федерации. Офицер расставил ноги пошире, повел веерником и заявил:
– Извините, господин Бемиш, вас не велели выпускать.
– Кто не велел?
– Я, – сказал голос откуда-то сзади.
Бемиш оглянулся.
В дверях, ведущих во внутренние покои, стоял Киссур. За ним маячили два или три бойца.
Бемиш молча, не раздумывая ни секунды, прыгнул на Киссура. Но на этот раз ему повезло еще меньше, чем в предыдущий. Киссур зажал его ногу в замок, Бемиш попытался извернуться в воздухе, и в ту же секунду десантник, бывший сзади, обрушил на голову президента Ассалаха приклад. Бемиш еще успел услышать, как Киссур заорал на солдата, потом стены и пол вокруг превратились в тысячи огненных бабочек и полетели ему навстречу, и Бемиш потерял сознание.
Очнулся он нескоро – он сидел в тяжелом флайере, и флайер, видимо, только что взлетел с площадки у усадьбы. Руки Бемиша были прикованы к переборке за креслом пилота, и с обеих сторон сидели десантники в боевой броне. Бемиш подумал, что бежать ему вряд ли удастся. Тут флайер тряхнуло, Бемиш уронил голову на плечо одного из аломов и опять потерял сознание.
В следующий раз он очнулся уже на космодроме – в хорошо знакомом ему собственном кабинете. Запястья его были по-прежнему скованы наручниками, и лежал он, весьма заботливо кем-то уложенный, на черном кожаном диване, располагавшемся позади его собственного рабочего стола. Если чуть повернуть голову, можно было даже зацепить глазом высокую спинку его собственного кресла – кресла, в которое два дня назад нагло сел Ашиник. Но сейчас в кресле никого не было, а Киссур, лихо управлявшийся с его собственным, Бемишевым, компьютером, сидел чуть сбоку, там, где обычно устраивались вызываемые на ковер подчиненные. Киссур не спал третью ночь, но по виду его догадаться об этом было невозможно; его волосы были ровно причесаны и собраны в пучок, на черной форме не было ни пылинки, и в глубоком вырезе черной майки чуть ниже шеи, вокруг татуировки с изображением белого кречета, шла глубокая, свежей хной нанесенная полоса, в знак того, что обладатель татуировки встал на дорогу, с которой не намерен возвращаться. Бемиш вспомнил, что аломы всегда с большей тщательностью одевались на войну, чем на пир. Отправиться на смерть в грязной рубашке было даже более позорно, чем быть убитым ударом в спину.
– Ну что, – сказал Киссур, – кто был прав? Ты или я? Я не проиграл в войне с непобедимыми войсками Федерации, а?
– Ты знал, – произнес Бемиш. Язык с трудом слушался его и ворочался во рту опухшей сарделькой, – ты знал, сколько аломов служит в армии Федерации.
– Разумеется.
– Ты идиот, Киссур. Ты справился с одним подразделением и думаешь, что победил Федерацию?
– Как, вы мне собираетесь присылать новые войска? Благодарю, очень любезно со стороны иномирцев.
– Кретин! Сколько вас в войсках – двадцать тысяч, тридцать? Ты думаешь, десять тысяч хотя бы и прекрасно обученных головорезов смогут победить двадцать миллиардов Федерации? Всю нашу технику? Да вас сотрут одной кнопкой!
– Как? – переспросил Киссур, – вы собираетесь сбросить на нас ядерную бомбу? Или мезонную?
Бемиш прикусил губу. Действительно. Использовать десантные части против Киссура было либо опасно, если в них служили аломы, либо бесполезно – если составить ударную группу из неаломов. Группа встретилась бы по крайней мере с равным мастерством Федерацией же тренированных десантников. Удар с орбиты мог уничтожить Киссура в мгновение ока, но применять ядерное оружие против горстки варваров на дикой планете означало расписаться в чудовищной военной слабости Федерации, не говоря уже о том, что такое применение нарушило бы все писаные и неписаные права человека.
– Ты свободен, – сказал Киссур. – Можешь отправляться в столицу. Скажи, что наши условия изменились. Мы требуем, чтобы в Ассалах прилетели представители Федерации, с которыми мы будем разговаривать о будущих отношениях Федерации Девятнадцати и Империи Великого Света. Одним из членов делегации должен быть ваш госсекретарь или президент.
Бемиш внезапно себе представил, как старый Ядан ведет переговоры с президентом бесов, и идея эта была настолько комична, что он не смог подавить смешок.
– Я хочу попросить тебя об одной вещи, Киссур, – неожиданно произнес Бемиш.