— Я не напрасно выбрал вас. Не напрасно остановился на вашем «Центре эффективных стратегий». Эффективность ваших стратегий — в эстетизации политики. Вы превращаете тривиальный политологический доклад в «Божественную комедию». Предвыборную кампанию заурядного губернатора — в «Ист-сайдскую историю». Вы учитываете архетипы русского народа, поэтому вам удается опоэтизировать бандюка, делая из него Кудеяра-разбойника. Оправдать слюнявого олигофрена и заику, выдавая его за блаженного. И наоборот, провалить на выборах интеллигентного человека, проводя аналогию между ним и Троцким…
Стрижайло вкушал комплименты, принимая их на блюде, где они лежали, словно стекающий сотовый мед. И, странное дело, в воздухе стал разливаться запах нектара, сладких цветов, какой возникает возле зацветающей ивы, где качаются на ветру тысячи золотых горящих свечей.
— Мне хотелось поближе познакомиться с вами, изложить ряд соображений, которые, если вы согласитесь, могли бы стать содержанием нашего совместного проекта, — Маковский был приветлив, чуть застенчив. Желал, чтобы гость не чувствовал разницу их социальных статусов, несопоставимость финансовых возможностей, степени влияний на жизнь государства и общества. Стрижайло был ему благодарен. Перед ним сидел человек его интеллекта, способный оценить виртуозную мысль и изысканный образ. Электронная память выбрасывала на дисплей досье Маковского, где была прочерчена ослепительная траектория его восхождения.
— Мне кажется, настал момент, когда необходимо создавать положительный образ тех, кого стараниями политологов принято называть «олигархами». Крупный бизнес в России демонизирован. Сатанизация «олигархов» принесла богатство и славу целым политологическим сообществам, и одновременно осложняет положение бизнеса в России. Дает повод недобросовестным популистам жонглировать общественным мнением. Делает «олигархов» громоотводом общественного недовольства, которое часто есть результат дурной или преступной политики. Согласен, олигархи нередко сами дают веский резон для ненависти. Оргии в Куршевеле, которые транслируются по телевидению. Роскошные приобретения и покупки, которыми кичатся на всю страну представители высшего класса. Они не учитывают бедственного положения населения. Не считаются с пуританской этикой русского народа. Оскорбляют в нем чувство справедливости…
Стрижайло предвкушал выгодный и увлекательный заказ, который поднимет его в иерархии политологов, поставит вровень с теми немногими, кто свил «политологические гнезда» за кремлевской стеной. Сотрудничество с Маковским сулило огромные деньги, простор возможностей, неограниченную фантазию и изобретательность. Стрижайло чувствовал, как трепещут его ноздри, вдыхая новые упоительные запахи, — на этот раз утонченных духов, словно мимо прошла невидимая, чудная женщина.
— Вы понимаете мою мысль?..
Стрижайло понимал глубину олигархической мысли, опережая интуицией услышанное. Электронная летописная строчка бежала, бесшумно пересказывая «повесть временных лет», когда комсомольский вожак Маковский участвовал в молодежном международном движении. Посещал закрытые профилактории Крыма, где, под бдительным оком КГБ, среди симпозиумов, спортивных состязаний и оргий, завязывались связи разведки, финансировались фестивали и презентации. Там же возник ослепительный замысел по созданию кооператива «Глюкос», — странное имя аргентинской девушки, дарившей свое смуглое тело группе неутомимых комсомольцев. Первые деньги, заработанные на торговле компьютерами, были той узенькой Волгой, что течет ручейком в валдайских болотах, лишь позднее, выходя на равнину, превращается в великую русскую реку.
— Наша корпорация — прямая наследница СССР. Мы пришли на нефтяные поля Сибири к моменту, когда они были превращены в залежи ржавых труб, поваленных буровых, в озера разлившейся нефти. В городах исчезли тепло и свет, и они выглядели, как бетонные морги. Недавние передовики производства, почетные нефтяники, герои соцтруда превратились в заросших шерстью неандертальцев, добывающих огонь трением и пожирающих бездомных собак и кошек. Мы явились в Сибирь, как «Весна Священная». Тундра озарилась алмазными огнями буровых. Трущобные поселения стали «Городами счастья». Мы спасли от разорения драгоценное наследие СССР, ставшее залогом великого русского будущего. Такие корпорации, как наша, объединившись, положат начало новой полноценной России, вернувшей себе утраченные территории и утраченное величие…
Эти патетические слова сопровождались чудесным запахом сладкого дыма, как если бы невидимый священник пронес через комнату курящее кадило с красным угольком и тлеющей капелькой ладана. Стрижайло догадался, что запахи поступают в комнату вместе с воздухом кондиционера, создавая восхитительные галлюцинации, столь желанные для звездоплавателей.
«Глюки» — вот что таилось в глубине аргентинского имени «Глюкос», волшебно переселилось в название нефтяной корпорации, и теперь витало в душистом воздухе комнаты.
Память Стрижайло, соединенная модемной связью с электронным досье Маковского, подпитывалась информацией. Рожденье коммерческого банка «Глюкос», куда стекались деньги табачных «теневиков», грузинских мафиози, «красных директоров» автомобильных заводов, а так же беспроцентные и безвозвратные кредиты Центробанка, на огромном, мертвенном теле которого поселилось суетливое множество банков-упырьков, возглавляемых недавними комсомольцами и офицерами внешней разведки. Банк Маковского изобретательными стараниями молодого банкира превратился в легальный «общак» отставных генералов КГБ и действующих министров правительства, он проводил операции: «нефть в обмен на детское питание», «хлеб в обмен на наркотики», «оружие в обмен на демократию», «либеральные ценности в обмен на фальшивые авизо». Тогда же на небоскребах Нового Арбата загорелась огромная, стоцветная, как ночная радуга, надпись «Глюкос». В холодных дождях, на ее перевернутом отражении, собирались продрогшие проститутки, чтобы ненадолго, перед тем, как их разберут по саунам и бандитским притонам, оказаться в перламутровом зареве счастья.
— Преуспевание нашей корпорации, конечно же, основано на современных технологиях добычи и транспортировки нефти. Конечно же, на блистательном менеджменте, к которому мы привлекаем лучшие силы России, Европы, Америки. Не только на глубинном, геостратегическом прогнозе мировой экономики, с учетом возможных кризисов, войн, иссякания углеводородов земли. Наше преуспевание базируется, прежде всего, на философии «либеральных ценностей», на категории «свободы», которая, являясь достоянием отдельного человека, перетекает в коллектив, в корпорацию, а оттуда — в общество. Свобода обеспечивает нам самые высокие показатели труда, развитие того, что в советское время называлось «человеческим фактором». Именно в наших «Городах счастья» человек по капле выдавливает из себя раба. По нефтяной капле, если угодно. Именно в нашей корпорации, на нефтяных полях Заполярья, происходит подлинная реабилитация узников ГУЛАГа, их истинное, пусть и посмертное освобождение, — через свободный труд их потомков, раскрепощенную волю народа, благоденствие личности, корпорации, Родины…
Стрижайло понимал, что перед ним разворачиваются тезисы предстоящего проекта, к которому привлекает его Маковский, надеясь, что каждый тезис будет превращен в фейерверк заказных статей, интернет-компаний, политологических симпозиумов, где средствами высоколобых докладов, комиксов «политарта», эстрадных гастролей, а также тонких инсинуаций и интриг, возникнет новый образ олигарха-радетеля, искупающего своим великолепным явлением все мракобесие и ужас «реформ». Как если бы на гнилой свалке отбросов, расшвыривая мусор и прах, поднялся сияющий пророк и спаситель, озаряя ночь. Тезисы предлагались в компактной, пригодной для усвоения форме. Само же усвоение стимулировалось системой запахов, располагающих слушателя к прекрасному, помещая в это неназойливое «прекрасное» предназначенный для усвоения тезис.