В конце года случилась катастрофа — мы потеряли на прыжках четырёх друзей. Причём, погибли все после приземления. Сильный внезапный смерч с громадной скоростью подхватил и утащил их за несколько километров от площадки, сметая телами пни, камни, сложенные в штабеля брёвна. Я случайно не оказался в этом потоке, хотя находился на борту и должен был выпрыгнуть в следующем заходе. Это тоже был урок, правда, слишком жестокий. Мы его запомнили и применили на стажировке, когда на учениях с запредельными метеоусловиями выбросили под Чернигов Псковскую дивизию. Наученные нами бойцы не стали на земле после приземления бороться с куполами и ветром, а просто резали лямки и стропы. Никто не пострадал, но куполов испортили много, за что ВДСники пытались на нас «наехать». А что взять с курсанта?
Четвёртый курс — «Доживём до понедельника». Но мы, в основном, доживали до субботы, чтобы сорваться в увольнение. Возвращаемся поздно. Мимо ужина, естественно, пролетали. С благодарностью находили на своей тумбочке кусок хлеба с маслом и два куска сахара. Спасибо наряду. Запивали всё это водой прямо из-под крана и ложились спать. Ни командиры, ни преподаватели сильно не доставали. Отношение к нам — как к без пяти минут лейтенантам. И в училище, и в городе. Только не на соревнованиях, где нам уже по штату положено всех «драть». А эти борзые молодые нажрались бигусу, накачали банки и пытаются воткнуть тебя головой в ковёр. Мне на самбо (!) набили таких два фингала, которых я ни в одной драке не получал. Стыдно за КПП выйти. Не то, что к кому-нибудь на свадьбу. А они в роте почти еженедельно. Пить пьём, но стараемся не подводить Лебедя, который к этому времени уже стал нашим ротным. Успеваем, при всей занятости, прилично сдавать экзамены и зачёты. Прикидываем, куда направиться служить. Понимаем, что Рязань, ставшая почти родной, заканчивается навсегда, и стараемся оторваться в по полной.
Я тоже не избежал очарования рязанских мадонн и сразу после выпуска женился на одной из них. Об этом, пожалуй, стоит немного подробнее…
Красивым кажется всё,
на что смотришь с любовью.
Кристиан Моргенштерн
Я сидел в Ленинской комнате в пятницу вечером и писал «конспект на родину». «Здравствуйте, дорогие родные! У меня всё хорошо»… Блин, а что дальше? «…чего и вам желаю». Правильно. Глубоко и ёмко по содержанию. Главное информативно. А о чём ещё писать? Что настроение — дрянь, так как попался в неуставных клешах патрулю и теперь с субботы на воскресенье загремел в наряд. Оба увольнения тю-тю. Так им это неинтересно и, главное, не понять, что плохого в том, что их чадо воскресенье проведёт в тёплой казарме. Про учёбу, всё уже писано — переписано. Да, «…погода у нас хорошая, мороз и солнце, а у вас?» Можно подумать, что программу «Время» никто не смотрит и эту бесценную информацию, кроме как из моего письма больше почерпнуть не откуда. Так, что дальше? Я задрал голову в потолок, но подсказки там не нашёл. Надо про здоровье спросить…
Вдруг в дверь заглянула радостно-озабоченная физиономия Юры Афанасьева. Он был капитаном, тренером и организатором ротной команды по борьбе и выглядел так, как будто у него на тумбочке стоит мамина посылка, и он ищет, с кем бы поделиться.
— Осипеныч, ты сколько весишь?
— Что? — опасаясь подвоха, решил на всякий случай переспросить я.
— Я, говорю, вес у тебя, какой?
— А тебе зачем, подкормить хочешь, — мне всё-таки хотелось знать, с чего это он интересуется столь интимными подробностями моей медицинской книжки.
— Завтра чемпионат училища, а нам в команду по самбо в категорию 74 кг некого поставить.
— А, понятно. У меня как раз 74 и есть, только — штанга — я завтра в наряд заступаю.
— Не вопрос, я с Лебедем договорюсь.
— Так я в борьбе «не копенгаген». Нам же ничего кроме защиты от ударов и приёмов обезоруживания на занятиях не давали. Пробежать или прыгнуть, футбол-волейбол — пожалуйста…
— Да нам лишь бы кого, чтоб только баранку не поставили.
— А увольнение?
— Само собой, по три схватки в субботу и воскресенье и гуляй — не хочу!
За два увольнения любой курсант душу продаст, а за три схватки!!! Я уже всё решил, но держал паузу. Тем более что самбо — это не бокс. Это там, особенно в первом круге, что-то среднее между боями гладиаторов и уличной дракой. Это там — нос проломить или челюсть свернуть у всех золотые руки! А в борьбе вышел, поздоровкался, споткнулся, упал на ковёр и схватке конец. Никакого ущерба для здоровья! Три минуты позора, зато гуляй потом два вечера.
— Ну?
Юрку явно распирал нетерпяк.
— Ладно, иди, договаривайся с Лебедем. Только, уговор, никаких претензий. Выйду честно, а там…
— Какой разговор, считай, за явку ты уже команде очко принёс, а его могло не хватить. Остальное — по ходу разберёмся.
* * *
«Ни хрена себе народу», — первое, что пришло в голову, когда на следующий день вслед за Афанасьевым я вошёл в набитый до отказа училищный спортзал. Юрка шёл радостный. Что ему бугаю? Лет семь вольной борьбой занимался, «Кандидат в мастера спорта». Остальные члены нашей команды тоже не приготовишки: кто классикой, кто дзюдо, а кто и тем самым самбо. Все разрядники. У всех шея — из макушки, ушки — варениками, руки устроены эдакими черпалками для снега и взгляд из-под разбитых бровей — добрый-добрый. Их хлебом не корми, дай на ковре кого-нибудь заломать. Я почувствовал себя чужим на этом празднике жизни. А зал раскалывался — горны, барабаны, свистки и ор в три сотни лужёных глоток. Ладно бы только наш брат-курсант — полно офицеров и женщин! Они-то откуда? И тоже визжат, орут…
— Юра, может не надо?
— Надо, Федя, надо! — процитировал Шурика наш кормчий и по-отечески подтолкнул меня в спину.
Через десять минут мы уже стояли в шеренге и приветствовали своих соперников из роты первого курса. Я внимательно вглядывался в парня напротив и всеми силами пытался демонстрировать уверенность. Смотрел на него, как будто именно он задолжал и целую неделю не отдаёт мне 15 копеек!!! Тихо радовался, что тот был похож на борца не больше моего и, сдаётся, горит желанием схватиться со мной, как заяц сыграть на балалайке. Желание «сразу упасть» куда-то улетучилось, зато появился азарт. Посмотрим, как ему удастся меня положить. Сначала потолкаемся. О, да этот пацан такой же борец, как и я! Что я сделал, мне потом Юрка рассказал, но в результате какой-то возни в стойке и зацепа оказался сверху и под истошный крик «Держи!!!» прижал парня к ковру. Он слегка подёргался и сник, а когда, судья, обозначая, что время удержания вышло, хлопнул меня по плечу, он совсем расслабился. Наверное, подумал, что нас поднимают в стойку. Я же переполз на его руку и выполнил «болячку». Рёв болельщиков стоял такой, что я не услышал свистка судьи и жал на руку чуток дольше необходимого. С ковра меня уносил Юрка, как победителя минимум олимпийских игр. Пацанчика увёл доктор. Мне было немного неловко, но как потом оказалось ничего страшного, но такая победа нагнала жути на моих будущих соперников. Тем более, что Юрка врал напропалую про мой коричневый пояс по каратэ и про тщательно маскируемый свирепый нрав.