Мы извлечем уроки из поражения на выборах. Изменим геометрию крыла. Зальем в баки другое топливо. Станем пикировать на захватчиков под новым углом атаки,
Март 2000 г., № 10
Генерал Макашов борется в Екатеринбурге с богачом Хабаровым за право стать депутатом Думы.
Альберт Макашов — генерал обездоленных и оскорбленных, Генерал несдавшихся и не упавших на колени. Генерал русских, горевший в огне, стоявший в рост под пушками танков, сидевший в черном каземате ельцинской тюрьмы. Для него требовали смертной казни те, кто расстрелял и спалил Парламент, Для него требовали каторги те, кто пьет русскую кровушку и видит в каждом русском фашиста. Если кого и страшится Горбачев со своими бегающими глазками, так это Макашова, воевавшего в Карабахе за Советский Союз. Если кого и ненавидит Александр Яковлев в своей жилетке, сшитой из крысиных и жабьих шкурок, так это Макашова, который первый прилюдно назвал его предателем Родины. Если кто всерьез и выступил против убийцы Ельцина, уморившего восемь миллионов русских, так это Макашов, чей черный берет, короткий автомат, красный мегафон видели баррикадники Дома Советов.
Макашов не предаст, разделит долю товарищей, какой бы жестокой она ни была. Его пробовали купить, предлагали пачки «зеленых» — лишь бы он прекратил заступаться за русского безответного бедняка. Его хотели убить, как Рохлина, чтобы умолк его хрипловатый генеральский голос в защиту Родины, армии, святого русского дела. В Думе он защищал тяжелые межконтинентальные ракеты, последний оплот русской независимости, который хотят сломать в угоду Америке. Он требовал отнять у олигархов награбленную нефть, алмазы, алюминий и вернуть вымирающему народу. Он видит в Березовском и Чубайсе своих личных кровных врагов. Обиженная вдова, разоренный предприниматель, обнищавший академик могли прийти к Макашову в Думу, и он своим депутатским запросом спасал невинно осужденных, останавливал несправедливость и зло.
Его ненавидят в золотых дворцах и боготворят в бедняцких хижинах. За него — казаки, офицеры, русские писатели и политики. Против него — сионисты, цэрэушники, педерасты. Когда он выходил на заснеженную Манежную площадь, переполненную стотысячной толпой, вся площадь, и стар и млад, единым дыханием начинала скандировать: «Макашов!» О нем сложены стихи и написаны песни. Его взгляд, то грозный и ненавидящий, то озорной и веселый, знают и враги, и друзья. Его помнят в окопах Приднестровья под пулями «румын». Его видят в храмах на поминальных службах по убитым в октябре 93-го. Его чествуют на патриотических вечерах, когда казачий певец Алеша Мелихов растягивает голубые мехи своей звонкой гармони, давит на перламутровые кнопки, поет посвященную генералу боевую песню. У Макашова — красная звезда в петлице и золотой крест на груди под рубахой. Он — народный герой.
Выполняя приказ олигархов, крючкотворы и казуисты выбили генерала на думских выборах под Самарой. Теперь он борется в Екатеринбурге с богачом Хабаровым, в округе, населенном самыми честными, непримиримыми и неподкупными избирателями России, не верящими современным лукавцам, в какие бы мундиры и ризы они ни рядились. Макашов нашел свой округ. Он такой же, как и его избиратели, тертый, битый, резкий, непримиримый. Екатеринбуржцы, Макашов — ваш генерал!
Крошка-сын к отцу пришел и сказала кроха: «Макашов — хорошо, а Хабаров — плохо!»
февраль-март 2000 г., № 9.
Стоило Собчаку умереть, как он стал распадаться на множество отдельных частей, — Хакамад, инфузорий, мафиотропов, антропофагов, путинофилов, либералококков, скуратофобов и прочих простейших. Микробиологи из администрации президента — Волошины, сурковы, глебы павловские, специалисты по палочкам Коха, туманным спирохетам и возбудителям дизентерии, — облачились в белые халаты, уединились в секретном боксе и выпустили из длинного полированного ящика с бронзовыми удобными ручками все эпидемии и поветрия. Тяжелая болезнь, поразившая общество, именуемая «Президентскими выборами», получила дополнительное развитие. В землю опустили пустой гроб. Собчак не умер. Он среди нас. Помогает избраться Путину. По-профессорски интеллигентно и тонко ведет его предвыборную кампанию.
Слеза Путина, упавшая на гроб Собчака, — величайшее достижение предвыборного путинского штаба. Сильный человек, разгромивший чеченцев, волевой разведчик, державник, «железный Феликс» может плакать. Сострадает перед телекамерами, почти как настоящий человек, похожий на миллионы сограждан. Эта синтетическая, из искусственного льда, слеза была подобрана одним из охранников и возвращена в администрацию на случай следующего погребения.
Распространенная угроза таинственных мстителей убить Путина повергла в трепет множество чувствительных женщин. А мужественное решение его, несмотря на смертельную опасность, появиться на похоронах, обратило к нему миллионы суровых мужских сердец. Похороны под защитой снайперов, саперов, космической и агентурной разведки выглядели, как операция антитеррора. Напоминали сцену голливудского триллера об убийстве президента. Вовлекали в выборную кампанию обожателей Сильвестра Сталлоне.
Собчака хоронили пышно, как Пушкина. «Погасло солнце русского романтизма…» Эта пышность и всенародная скорбь, сравнение Собчака с Сахаровым и Лихачевым, делали Путина учеником этих возвышенных и гениальных творцов. Не из ФСБ, не из мутного рассола, в котором кисли и распадались мелкие клерки поздней советской эпохи, вышел наш герой. Но из Нижегородской ссылки Сахарова. Из соловецкого заточения Лихачева. Из «Медного всадника» и «Слова о полку Игореве». Из атомной бомбы и сигареты Елены Боннэр.
Пока спускали под землю нарядный, полированный, как дорогой комод, ящик, Путину удалось решить несколько государственных дел.
Назвав смерть Собчака гибелью, а его самого — жертвой травли, Путин еще больше приблизил покойного к Пушкину и прямо указал на Дантеса. Этим «коллективным Дантесом» явились прокурор Скуратов, мэр Петербурга Яковлев, экс-министр МВД Куликов, экс-премьер Примаков. Все они, несущие тайну кремлевского воровства, сакральную тайну «семьи», мистическую тайну самого «выдвиженца» Путина, объявлены исчадиями, которым нет веры, нет места в обществе, и всякий, проходя мимо них, да плюнет и исполнится отвращения.
Как на смену погибшему Пушкину явился Лермонтов, так на смену Собчаку приходит Степашин. Его, «друга ваххабитов», настоящего кавказца и офицера в бурке, подаренной террористами, станет продвигать Путин в петербургские мэры, потихонечку сжевывая незадачливого Яковлева, выскочку, русачка, простолюдина, случайно прорвавшегося в Смольный сквозь золотую плесень демократии.
Похороны Собчака стали вторым рождением усопшего либерализма. Напоминали праздник Пурим, где торжествовали победу над иноверцами, над всеми Сосковцами, Коржаковыми, ивановыми, петровыми, Сидоровыми. На похоронах торжествующе и победно предстали все, над кем еще недавно витала угроза каторги, кого милосердный Путин освободил от позорных оков. Там были Березовский и Станкевич, романтики и мученики русского либерализма, шоу- и нефте-бизнеса эпохи Собчака.