Я очутилась в крохотном помещении, посреди которого высился длинный стол, покрытый зеленым сукном. За ним сидели три человека, все мужчины неопределенного возраста, с грязными волосами и в засаленных пиджаках. На углу столешницы сверкал стеклянный графин с водой. Не хватало только трибуны и ведущей к ней красной ковровой дорожки, чтобы у человека моего возраста возникли ассоциации: торжественное заседание парткома, посвященное празднику, например труда.
У окна на стуле скромно сидел Федор. Мужик с желчным завистливым лицом резко спросил:
– Арина Виолова?
– Да.
– Ваше образование?
– Среднее.
Мужчины переглянулись, потом крайний слева протянул:
– И что вас потянуло в литературу?
Я пожала плечами:
– Трудно сразу ответить.
Дядечка, возвышавшийся справа, ткнул пальцем в стопочку моих книг:
– Вы издаете это за свой счет?
– Нет, конечно, меня выпускает «Марко».
– И платит вам гонорар? – оживился средний.
– Естественно.
В комнате возникло молчание. Мужчины глядели на меня, я на них. Наконец мне стало совсем неудобно, и я робко спросила:
– Может, мне вам стихи Пушкина прочитать?
– Вы понимаете, что своей литературой портите русский народ? – налетел на меня левый, тряся «Кошельком из жабы».
– Вместо того чтобы обучать читателя, подтягивать его до своего уровня, вы суете ему жвачку, – просипел правый.
– А текст! – взвился средний. – Да у вас в некоторых фразах нет сказуемого! Иногда даже подлежащего. Вот, например, «Вечерело». Это что, а?
Да мы с младших классов знаем…
Федор кашлянул:
– Михаил Семенович!
Катенин вдруг замер. Его маленькое личико ленивого неудачника сморщилось.
– Хорошо, Арина, мы принимаем вас в организацию «Литературные деятели и прогресс».
Вымолвив эту фразу, он вытащил из стола красную книжечку и швырнул ее мне. Совершенно ничего не понимая, я вышла в комнату, где маялись Арсений Викентьевич и Милада Сергеевна.
– Выгнали с позором? – радостным голосом осведомилась дама.
– Да нет, – ответила я, демонстрируя удостоверение, – приняли!
Оказавшись на крыльце, я усмехнулась и сказала Федору:
– Представляю, чего стоило упросить этого напыщенного прыща принять в общество автора детективов.
– Ну не так уж и дорого, – хмыкнул Федор, отпирая «Форд», – всего триста баксов.
Какое-то мгновение я переваривала услышанное, потом воскликнула:
– Ты дал каждому триста долларов за то, чтобы они меня приняли?
– Нет, – улыбнулся пиарщик, – триста на всех!
– С ума сойти! А казались такими принципиальными, – только и сумела выговорить я, – значит, тебе надо, чтобы у меня имелось это удостоверение?
Федор терпеливо объяснил:
– Многим слова "Член организации «Литературные деятели и прогресс» кажутся своеобразным знаком качества. Укажем это на оборотной стороне твоих книг, они станут лучше раскупаться. Поняла, котя?
Я кивнула, но все еще удивлялась.
– Похоже, этот Михаил Семенович никого с первого раза не принимает!
Федор развел руками:
– Надо знать ходы!
– Вот тебе и беспристрастный литературный критик!
Федор тяжело вздохнул:
– Арина, чем дольше имею с тобой дело, тем больше поражаюсь. Тебе разве три года? Или ты еще до сих пор не поняла, что в нашем мире все продается?
– Нет, это вовсе не так!
– Все! – жестко повторил Федор. – Абсолютно, просто нужно назвать определенную цену.
И все проблемы. Этим попугаям красная стоимость: триста баксов оптом. Дороже не стоят и сами об этом знают.
Он влез в «Форд», помахал мне рукой и улетел.
Я пошла к «Жигулям», чувствуя нарастающую усталость. Ладно, я согласна, членство в организации, премию, строчки в рейтинге, кусок масла, банку икры можно купить. Но за какие деньги вы сумеете завоевать любовь ребенка или верность друга? Неужели вы сможете откупиться от смерти? Или приобрести за деньги благородную душу?
Какое количество мешков с золотом надо отдать за появление на свет сына или дочери, если медицина бессильна помочь в этом вопросе? Все отнюдь не так просто, как полагает Федор. Даже если я отдам все, что имею, я сразу не узнаю, где прячут Настю Чердынцеву!
Подумав так, я окончательно расстроилась и поехала в Новокосино. Сейчас настоюсь в пробках! Народ торопился с работы домой. Внезапно перед глазами возникла мачеха Раиса, она погрозила мне пальцем и сказала:
– А ну, Вилка, заканчивай ныть! Разнюнилась тут, рассопливилась! Нет худа без добра.
Внезапно я повеселела. Раиса часто повторяла фразу: «Нет худа без добра», она жила по этому принципу. Очень хорошо помню, как у мачехи однажды украли кошелек с зарплатой. Для нас это было настоящим бедствием, никаких накоплений у нас не имелось. Раиса сначала зарыдала, потом увидела, что я тоже реву, мигом отвесила мне тумака и заявила:
– Ну очень хорошо, что его сперли.
– Да? – утирая сопли, спросила я. – Почему же?
– Цельный месяц станем гречу жрать без масла и сахара! – радостно воскликнула Раиса. – У меня печенка болеть перестанет.
– А мне что в том хорошего? – настаивала я – у меня-то печенка не болела никогда.
Раиса пожевала нижнюю губу, снова наградила воспитанницу оплеухой и сказала:
– В юбку влезешь, которая тебе мала стала, будешь стройная и звонкая, все мальчишки упадут и штабелями сложатся. Запомни навсегда: нет худа без добра и ни о чем жалеть не надо!
Повеселев, я ехала по забитым машинами улицам. Очень хорошо, что я задержалась, просто замечательно, Еще неизвестно, была бы Ирина дома, заявись я к ней в середине дня. А сейчас небось точно пришла со службы! Нет худа без добра, во всем следует искать положительное.