Сверху поверженного Тихона яростно придавливала Лариса Трушина. Ощущать ее тело было чертовски приятно, но гораздо больнее было осознавать, что девушка подло предала его и переметнулась на сторону врага. Пока ошарашенный Заколов терял драгоценные секунды, над ним грозно возвысился освобожденный лейтенант с пистолетом-игрушкой в руке. Григорьев был разъярен и, хуже того, он понимал, что пистолет ненастоящий, а потому держал его за ствол и замахивался, как молотком. Церемониться он явно не собирался. Еще мгновение и лоб Тихона повстречался бы с тяжелой штуковиной, но в этот момент, зрачки лейтенанта удивленно взметнулись вверх, рот открылся, а тело обмякло и шлепнулось рядом.
На фоне ночного неба появилась озабоченная физиономия Евтушенко. В руках Сашка держал расколотый магнитофон.
– Олег не виноват, – шепнула девушка.
Ее губы находились так близко от лица Заколова, что он чувствовал щекой ее влажное дыхание. Голубые глаза девушки смотрели преданно и участливо. "Игра, опять игра", – с горечью подумал Заколов, сжал ее плечи и грубо отпихнул.
– Предательница!
– Ты сделал мне больно! – обиделась Лариса.
– Зачем? Зачем ты вмешалась?
– Ты чуть не столкнул его с крыши!
– Я понял. Ты с ним заодно. С самого начала!
– Да очнись ты! Олег ни в чем не виноват. Посмотри на его руку! Ты говорил, что у шпиона она порезана ножом, а у Олега снаружи содрана кожа. Его ладонь цела!
Заколов присел, повертел раненную кисть лежавшего без сознания лейтенанта. Ножевого ранения он действительно не обнаружил.
– Я заметила это, когда у него соскочила повязка, – продолжала объяснять Лариса. – А когда ты решил его сбросить…
– Я не собирался его бросать с крыши!
– Тихон, ты был такой злой. Я так испугалась… Честно.
– Этого требовала моя роль.
– Знаешь, наша сцена совсем не походила на кино. Там не так страшно.
Григорьев застонал, открыл глаза и начал шевелиться. Он приподнялся на локте, потрогал голову и испуганно повернулся к Заколову.
– Успокойся, лейтенант. Это был розыгрыш.
Кривая недоверчивая усмешка появилась на губах Григорьева.
– Олег, Тихон пошутил, – кивнула Лариса.
– Ну и городок, – кряхтел лейтенант. – Каждый день шуточки.
– Извини, если напугал. – Заколов помог Григорьеву приподняться. Бывшие противники мирно сидели плечом к плечу.
– Я высоты не боюсь. У меня отец крановщиком работает. Я с детства к нему в кабину лазил. – Григорьев вновь притронулся к голове. – Вот только зачем по башке саданули?
– Проехали. Кто старое помянет… Лучше расскажи, что у тебя с рукой?
– А, это… Ерунда. Еще один местный розыгрыш.
Лариса достала платочек, заботливо промокнула макушку Григорьева и запричитала:
– Олег, у тебя серьезная ссадина.
– Пройдет, – ревниво отреагировал Тихон. – Рассказывай, лейтенант.
– Вчера вечером один капитан из моей части купил диван. Большой, тяжелый… Он на четвертом этаже живет. Попросил помочь. Я, конечно, согласился… Чтобы не тащить по лестнице, мы решили поднять диван через окно. Нас несколько человек было. Мне дали веревку, я намотал ее на руку. – Григорьев поднялся и для убедительности дополнял рассказ красноречивыми жестами. – Стоим у открытого окна. Все тянут, у них веревка поддается. А у меня – никак! Я уже со всей силы тяну. Ничего. Надо мной насмехаются, мол, слабак, хлюпик. Обидно. Я уперся ногами в стену, поднатужился… И тут, вдруг, меня как вниз дернет! Чуть в окно не вылетел, за пояс схватили.
Григорьев умолк, разглядывая поврежденную руку.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался Евтушенко.
– Они мою веревку привязали к грузовику, который кровать привез… Он и поехал.
Тихон хмыкнул, Александр широко улыбнулся, а Лариса звонко рассмеялась. Ее смех был столь заразителен, что ребята тоже не удержались. Лейтенант похлопал глазами, его плечи несколько раз дернулись, и он присоединился к общему веселью.
– Ты еще про лампочку во рту расскажи, – сквозь смех подзадоривал Тихон. – Как ты с ней в автобусе в госпиталь ехал!
– Да что лампочка! Вот со спецтрусами меня развели, – до слез хихикал Григорьев. Однако, заметив заинтересованные взгляды, обращенные к нему, стушевался и покраснел. – Впрочем, это тоже ерунда…
– Веселенький здесь городок, – посочувствовала Лариса.
– И очень добрый, – вздохнул лейтенант.
– Кто в армии служил, тот в цирке не смеется, – высказал армейскую мудрость Заколов, ободряюще похлопав офицера по плечу.
– Олег, – Лариса взяла лейтенанта под руку, – вы пострадали по моей вине. Вас надо поощрить.
– Это чем же? – насторожился Тихон.
– Олег проводит меня до гостиницы. А вы, молодые ученые, постарайтесь починить мой магнитофон.
Евтушенко опустил взгляд на разбитый кассетник.
– Да… Наши головы покрепче будут…
Тихон с грустным видом наблюдал, как девушка уводит более удачливого соперника. Около Заколова Григорьев остановился, помялся и нерешительно спросил:
– А на счет шпиона, это серьезно?
– У тебя прекрасный сопровождающий, – с трудом скрывая обиду, ответил Тихон. – Она активный участник всех событий, и всё разъяснит.
Лейтенант не обратил внимания на ревность студента. Открытый взгляд излучал искренность и доверие.
– Если нужна помощь, рассчитывай на меня. – Григорьев сообщил адрес и телефоны, по которым его можно застать.
– Не забудь подобрать фуражку, лейтенант. И прости за грубость. Обстоятельства…
Офицер и девушка ушли. От Евтушенко не укрылось, каким ревнивым взглядом Заколов проводил Ларису.
– Эффектная девушка. Умеет держаться в любой ситуации. Наверное, их учат этому на актерском.
– Природной красоте невозможно обучить, – возразил Тихон.
Евтушенко посмотрел на треснувший магнитофон с отскочившими клавишами.
– Как мы это починим?
– Попробуем, – приободрил друга Тихон. – Если помнишь, в старших классах чего я только не паял.
– Тогда держи, а я соберу осколки. – Александр подобрал выпавшие детали, сунул их в карман. При обратном движении в его пальцах захрустела бумажка. – Как же я забыл!
– Что это? – Заколов наблюдал, как Евтушенко разворачивает блокнотный лист.
– Прокурор Крюков звонил мне домой, искал тебя.
– Зачем?
– Передал ответ на твой запрос об уральских одноклассниках Королькова.
– Я уже не надеялся на него.