– Выходить из машины не буду.
– Да я уж понял. Без тебя справлюсь!
Егоров хоть и злился, но машину починил быстро. Дальше мы ехали молча.
– Вот твоя прокуратура, – кивнул он на вход с бронзовой табличкой.
– Не моя, а ваша.
– Ну что за народ!
– Проводите.
– Прынце-са! Сами они не мо-огут!
– Так положено.
– Пойдем, зануда!
Через минуту раздраженный Егоров впихнул меня в кабинет следователя Ворониной:
– Сдаю! С рук на руки. Упрямый, черт!
Татьяна Витальевна выглядела необычно. Поглощенная размышлениями, она сидела на столе, как сидят в барах на высоком неудобном стульчике. Короткая форменная юбка прикрывала перекрещенные бедра лишь наполовину, снятые туфли болтались на кончиках пальцев. Она обернулась на звук голоса, с трудом стряхнула невеселые мысли и попыталась вернуть облик строгого следователя. Получилось плохо.
– Заколов? Ты? Проходи. – Взмах рукой в сторону вопросительной позы Егорова: – Да-да, свободны.
Увидев знакомого следователя, я невольно улыбнулся. В официальном кабинете я почувствовал себя в гораздо большей безопасности, чем во время странной поездки. К тому же выражение лица у Ворониной было каким-то домашним. Мне казалось, что передо мной давно знакомая соседка Таня, по чьей-то глупой прихоти одетая в невыразительную серую форму.
Дверь за водителем закрылась. Воронина обошла стол, сняла мундир, словно тоже ощутила его неуместность. Глаза поискали, куда бы его пристроить, и, не найдя лучшего места, накинули на спинку кресла.
– Жарко, – как бы оправдываясь, произнесла Татьяна.
– Душно, – согласился я.
– Проходи. – Она указала на стул, а сама присела в отодвинутое кресло.
В центре рабочего стола следователя прокуратуры поверх деловых бумаг лежала фотография. Улыбающуюся Татьяну обнимал невысокий широкоплечий мужчина с буйным ежиком светлых волос и лукавой улыбкой. Оба были в походной одежде на фоне цветущего куста сирени.
Татьяна перехватила мой взгляд, перевернула фотографию и затолкнула под кипу бумаг.
– Тебя освобождают, Заколов. Милиционеры забрали свои заявления, дело о нападении на сотрудников милиции закрыто.
– Так никакого нападения и не было.
– Ну, это как посмотреть. Впрочем… уже не важно. Кто-то за тебя заступился. Не подскажешь, кто? – Она долго пристально всматривалась в меня. – Или сам не догадываешься?
Я вспомнил о Калинине. Неужели, несмотря на мой отказ, он решил посодействовать освобождению. Боится всплытия компромата? А чем не мотив? Инстинкт сохранения должности сработал.
Мне захотелось предстать в облике человека со связями:
– Ах, да! Наверное, это Юрий Бо… – я намеренно сделал паузу, наблюдая за реакцией Ворониной.
Татьяна неожиданно рассмеялась:
– Насчет Юрия не знаю, но что в юбке – это точно! – Она мгновенно сделалась серьезной и, как мне показалось, немножко злой: – Благодаря этому, возможно, тебя и освободили.
Я не знал, как понимать ее слова, и попытался пошутить:
– Из-за юбки?
– Из-за того, что под ней, – прозвучал грубый ответ. Воронина вздернула тонкие брови, блеснула глазами, кресло на колесиках резко подкатило к столу. Она наклонилась и шепнула:
– Кто-то тебя очень любит, Заколов.
В голосе проскользнули нотки легкой зависти, а в глазах я заметил тень любопытства, с которым она рассматривала мое голое тело в общежитии. Столешница вдавилась ей в грудную клетку, грудь легла на стол. Татьяна отстегнула галстук и швырнула его на подоконник. Дыхание стало глубоким, губы заалели, пуговка на рубашке периодически натягивалась. Я никогда не видел ее такой, мой взгляд притягивала разъезжающаяся щель между полами рубашки.
– Ну ладно, ладно. – Она отмахнулась, словно стряхивая наваждение, стул откатился обратно. – Иди к Ивану… Ивану Николаевичу. Он лично хочет подписать тебе освобождение.
– А куда идти?
– Направо. Через три двери.
Я встал, с трудом веря, что скоро обрету свободу.
– Да! Потом обязательно зайди. Расскажешь! – крикнула она вдогонку.
Негнущиеся ноги несли меня к таинственному кабинету.
Рядом с указанной дверью висела табличка: «Прокурор района Дмитриев Иван Николаевич». Я один раз стукнул и потянул на себя высокую створку. Прямо передо мной за длинным столом сидел человек с жесткой гребенкой рыжих волос. Форменная прокурорская рубашка была расстегнута на две пуговицы, китель висел на спинке кресла. Все у прокурорских одинаково, подумал я, вспомнив про Воронину.
– Мне к Ивану Николаевичу, – сообщил я в ответ на прищуренный взгляд из-под светлых густых бровей.
– Заходи, – Дмитриев дружелюбно откинулся на спинку кожаного кресла. Его глаза по-детски округлились, он с любопытством и явной ухмылкой рассматривал меня. – Так вот, значит, кого сейчас девки любят.
По лукавой улыбке я сразу узнал в прокуроре мужчину с фотографии на столе Татьяны Ворониной.
Во всем кабинете районного прокурора, и особенно на столе, царил, что называется, творческий беспорядок. Многочисленные папки и отдельные предметы были сдвинуты и неравномерно рассеяны по огромной столешнице. Кое-что даже валялось на полу. Но хозяина кабинета, судя по всему, это мало беспокоило.
Проследив за моим взглядом, он сгреб небольшой черный комочек ткани перед собой, рука с редкими проволочками волосков поднесла его к носу. Иван Николаевич звучно втянул воздух, зажмурив глаза, задержал дыхание и швырнул комочек в стол. Хлопнул задвинутый ящик, галстук на резинках, висевший на углу стола, соскользнул на пол. Прокурор проводил его безмятежным взглядом, его лицо выражало расслабленное благодушие. Кресло на колесиках откатилось. Иван Николаевич обошел громоздкий стол, на ходу поправив ладонью мотню. Повадками он напоминал подвыпившего крепкого деревенского мужика.
Прокурор неспешно обошел вокруг меня, крякнул, словно прочищая горло, и слащаво заявил:
– Повезло тебе, парень.
– В чем?
– Адвокат хороший попался, – прокурор засмеялся похабным смешком.
– У меня нет адвоката.
– Не было, но появилась. Опытная. И, что самое главное, нашла убедительные аргументы.
Я угрюмо взглянул на него, стремясь постичь смысл последней фразы. Тон мне однозначно не нравился. Прокурор натолкнулся на жесткий взгляд, посерьезнел:
– Ну ладно, давай. – Он выдернул бумажку из моей руки, черканул в углу. Рука с широким обручальным кольцом небрежно развернулась ко мне: – Свободен.