– Я выведу эту сучку на чистую воду!
В общежитии меня встретил радостный Сашка Евтушенко:
– Отпустили?
– Угу, – кивнул я и шлепнулся за стол.
– Я так и думал. Я еще утром твоей Русиновой сообщил. У нее же тут связи. Она через Калинина могла что-то предпринять.
«И без него справилась», – с досадой подумал я.
– Представляешь, она так переживала, когда узнала. По-настоящему. Обещала помочь. – Сашка вопросительно смотрел на меня.
– Она помогла, – подтвердил я.
– Значит, я не ошибся.
– Лучше бы ты ей ничего не говорил.
– Почему?
– Это я так. От усталости, – махнул я рукой. Досада оборачивалась горечью. – Не обращай внимания.
– Ты, наверное, есть хочешь? Столовая уже закрыта. Может, у девчонок что-нибудь стрельнуть?
– Неплохо бы.
– Сейчас организую.
– Подожди! – Я остановил Сашку, рванувшего к двери. – Ты в химии получше меня разбираешься. Что ты знаешь про бромциан?
– Это яд из группы цианидов. А зачем тебе?
– Им отравили Воробьева, а потом еще одного человека.
– Опять? А Русинова в этом случае тоже…
– Нет! – раздраженно прервал я. – Почему ты все время на нее думаешь? Отравлен чиновник в кабинете Калинина. На этот раз покрупнее, чем Воробьев. Зам директора автозавода Ногатин. Непосредственно перед этим я был в кабинете, и Калинин считает, что яд подсыпал я, чтобы отравить его.
– Ничего себе!
– Он опасается меня как соперника и предлагал сделку. Хочет, чтобы я уехал из города.
– Интересный ход.
– Но, скорее всего, он сам организовал это убийство.
– Чтобы избавиться от тебя?
– В первую очередь от Ногатина. У них наметился конфликт. А заодно и от меня.
– Ты ему мешаешь из-за Жени?
– Он любит ее. К сожалению. – Я раздраженно хрястнул кулаком по столу и почти выкрикнул: – Но я тоже ее люблю!
– А спишь между тем с Ириной, – спокойно возразил Сашка.
Я искоса посмотрел на друга. Что возразить? А он еще не знает про Татьяну Воронину.
Все у меня неправильно и глупо, все наперекосяк! Я хочу к Жене, мечтаю о ней, рвусь к ней всем сердцем! Ее прекрасный образ всегда в моем воображении. Я осязаемо чувствую ее, лишь только закрою глаза. Но то она отталкивает меня, то я злюсь на нее, как это произошло сегодня. А рядом другие женщины, с которыми почему-то мне проще и легче, чем с Женей.
– Давай лучше про бромциан поговорим, – предложил я.
– Что ты хочешь знать про этот яд? – Все.
– Боюсь, моих знаний недостаточно. Тут есть студенты с химического. Я с ними попытаюсь поболтать.
– Прямо сейчас можешь?
– Попробую.
В комнату без стука впорхнула нарядная Ольга Карпова. Удивленный взгляд натолкнулся на меня, большие глаза ехидно сощурились:
– Явился! Где же ты шляешься, Заколов? По вечерам его нет, по ночам – нет, даже на практику приходить перестал.
Сашка шепнул мне:
– Я нашим про тебя не говорил.
Я ухмыльнулся, глядя на Карпову:
– А если бы я был здесь ночью, тебе бы спалось лучше?
– Еще чего! Да хоть совсем пропадай! За тебя есть кому волноваться, – нервно огрызнулась Карпова. Она поправила оборку платья на груди, успокоилась. Ее ладошка демонстративно скользнула под локоть Евтушенко: – А мы в кино идем.
– Хочешь с нами? – смущенно предложил Сашка.
Я понял дипломатичность предложения. Друг не мог сказать иначе, но появившийся романтический блеск в его глазах отчетливо говорил, что третий здесь лишний.
– Нет, ребята. Я устал, мне бы поесть и отдохнуть.
– Оля, – оживился Сашка. – У нас голяк, как всегда, ты не могла бы что-нибудь сообразить по части продуктов?
– Ох, пропадете вы без женщин, – вздохнула Ольга. – Принесу.
Она вышла. Сашка тоже потянулся к двери:
– А я пока к ребятам с химического загляну, время есть.
Я плюхнулся на кровать и закинул руки за голову. Футболка задралась, обнажив большой синяк под ребрами. Кита ногой плотно приложился. Через минуту вернулась Карпова с кастрюлькой и охапкой пакетиков.
– Укатали Сивку крутые горки, – съязвила она. – Где же ты так устал, бедненький?
Тут ее взгляд, видимо, обнаружил ссадину на моем теле. Голос сразу изменился. Так говорит обеспокоенная мамаша, когда встречает замурзанного сына, подравшегося во дворе:
– Ой, да у тебя синяк. Надо компресс наложить. Тебе же больно.
Я отвернулся к стене. Панцирная кровать отозвалась тяжким вздохом пружин.
– И на спине тоже! – взволнованно щебетала Карпова. Ее ладонь сдвинула футболку. – Да у тебя есть необработанные царапины! Надо йодом промазать. Срочно.
– Справлюсь сам, – буркнул я.
– Как же сам? Ты же не видишь спину. Дай посмотрю. Да на тебе живого места нет. Что случилось, Тихон?
– Ерунда.
– Какая же это ерунда? А если заражение крови?
Карпова выбежала из комнаты и вскоре вернулась с коробочкой медикаментов.
– Оля, спасибо, но мне не нужно, – вяло отбивался я от ее назойливой заботы.
– Я сейчас, я быстро. Тиша, ты футболку сними, – не обращая внимания на возражения, командовала она.
Я подчинился. Ее пальцы с ваткой, пропитанной йодом, летали по моему телу, оставляя жаркие очаги. Несмотря на боль, эта настойчивая забота была приятна.
– Горит? – спросила она, обработав все царапины.
– Еще как.
– Я подую.
Она склонилась надо мной, прохладная струйка воздуха из вытянутых губ девушки заскользила вдоль жгучих царапин. Ее пальцы лежали на моей пояснице и порою нервно сжимались. Она стремилась дуть так близко, что иногда я чувствовал прикосновение ее губ. Сначала их касание было мимолетным, почти неощутимым, но потом влажное тепло губ задерживалось все чаще и дольше.
– Оля, достаточно, – я попытался остановить девушку.
– Ты меня совсем не замечаешь, почему? – тихо спросила она.
– Оля, подожди. – Я перевернулся на спину.
– Ты все время куда-то уходишь, целуешься с первой встречной, а я… – Мне показалось, что она всхлипнула. – Я всегда одна.
Оля наклонилась, припав щекой к моей груди. Щека была влажной, ее ладони лежали на моих плечах, большая грудь девушки мягко вдавливалась в живот.