– Сейчас нет, не перебивай, – вздохнула я, – пришлось тут мне ехать в поезде Прага – Москва…
Наш разговор с Леной затянулся надолго.
– Может, это не Маринка была! – с надеждой воскликнула Маркова. – Вдруг какая-то однофамилица.
– Елизавета Семеновна Марченко с дочкой Машей? Да еще у девочки такое характерное родимое пятно на ноге, на внутренней стороне бедра.
– Это не родинка, – медленно проговорила Лена.
– А что? – удивилась я. – Что еще может быть у крошки на таком месте?
– Татуировка.
Мои глаза буквально вылезли на лоб.
– Татушка? У маленькой девочки? Ты с ума сошла!
– Да не я, а Лиза, – мрачно ответила Лена, – она свою бабушку до опупения любила. У Сирены Львовны на ноге…
– Знаю, – перебила я рассказчицу, – ее мать, Сара, сидя в тюрьме, сделала дочери тату, чтобы не потерять ребенка.
– Ужасное время, – передернулась Лена, – хорошо, что меня родили не в те годы. Я, правда, никогда отметину у Сирены Львовны не видела, но она ведь не ходила передо мной голой. Лиза мне эту историю рассказала. Так вот, когда родилась Маша, моя ненормальная подруга сначала хотела дочку назвать Сиреной. Но бабушка категорически возразила против этого.
«Нельзя давать девочке имя живой родственницы, – твердила она, – и вообще, не следует называть младенца в чью-то честь. Ребенок тогда повторит судьбу этого человека. Мое детство и часть отрочества были безрадостными, да и потом было много проблем. Не хочу, чтобы внучка столкнулась с похожими. Дай ей самое простое, незатейливое имя, ей-богу, лучше будет».
Лиза всегда слушалась горячо любимую бабушку, поэтому записала дочку Машей. Но мысль сделать Сирене Львовне приятное гвоздем сидела у Лизаветы в голове, и в конце концов она додумалась до полного идиотизма, взяла и сделала крошке татуировку на внутренней стороне бедра.
– Ну и кретинизм, – не выдержала я.
– Ужасно, – подхватила Лена, – хуже и не придумать! Где только мастера нашла! Я, впрочем, знаю где! У Маринки Райской любовник был, Рома Казуаров, он в тату-салоне «Марс» работал. На мой взгляд, совершенно жуткий тип, я его, когда первый раз увидела, чуть не описалась от страха. Голова бритая, в ушах штук шесть колец разного размера висят, руки в рисунках. Страхолюдина омерзительная, но Маринке он нравился. Впрочем, многие наши с курса к Ромке ходили татушки делать, очень все его хвалили, говорили: настоящий художник, отличный специалист.
Видно, не зря клиенты доброжелательно отзывались о Казуарове. Крохотная Маша перенесла нанесение рисунка легко, у нее не возникло ни малейшего осложнения.
– И все-таки ужасная глупость, – не успокаивалась я, – девочка вырастет, рисунок деформируется, может уродство получиться. А еще она могла бы предъявить маме претензии. Вполне вероятно, ей не захочется иметь татушку, да и мини-юбку не надеть.
– С одеждой напряга не будет, – вздохнула Лена, – картинка у нее на внутренней стороне бедра, очень высоко, ее постороннему глазу заметить очень трудно. Но, я согласна, все могло быть!
– А что на ней изображено? Или Лиза решила написать на ноге имя дочери и фамилию.
– Нет, – хмыкнула Лена, – хоть на это ума хватило. Рисунок неправильной, многоугольной формы, такая рамочка выколота, а внутри… Ну точно не помню. Цветок, вроде лилии или лотоса, в общем, что-то такое, из него высовывается змея, которая держит в зубах ключ. Слушай, у змей бывают зубы?
Я засмеялась:
– Вроде да, они же иногда кусаются!
– Тогда правильно. А на рамочке орнамент, какие-то слова, точки, закорючки. Сложный рисунок, даже непонятно, как такое наколоть можно, но Рома хороший мастер.
Внезапно перед моими глазами развернулась картина. Маша канючит, прижимая к себе взлохмаченную куклу: «Хочу к дяде Роме!»
«Он в соседнем купе», – говорит ей мать.
– У тебя есть телефон Казуарова? – воскликнула я.
– Нет.
Я попыталась унять бешеное сердцебиение. Вот он, конец ниточки. Марина Райская, испугавшись за жизнь Маши, увезла крошку. Но одной воспитывать ребенка тяжело, а если она перебралась с ним в чужой город, то ей, очевидно, стало невмоготу. Наверное, Райская позвонила бывшему любовнику. Значит, Маша сейчас должна быть у этого Ромы, во всяком случае, имя совпадает!
– Теперь понимаешь, что Машу нельзя отдавать Розе? – наседала на меня Лена.
– Я понимаю, что девочку нужно непременно отыскать, и как можно быстрее.
– Это еще зачем? – насторожилась Лена.
– Затем, что Роза Михайловна знает: ребенок в Москве. Если твои рассуждения верны и она задумала избавиться от всех, кто имел законное право на наследство, тогда Маше грозит нешуточная опасность. А я-то никак не могла понять, ну с какой стати Роза, более чем равнодушная к внучке, вдруг стала умолять меня отыскать ее. Нет, Машу надо срочно найти.
– Зачем? – повторила Лена.
– И ты еще упрекала меня в плохой сообразительности! Да чтобы предупредить тех, с кем сейчас живет девочка: ее могут убить!
Лена заморгала.
– Да, да, конечно.
– Ну-ка, быстро вспоминай все, что знаешь про Романа Казуарова!
Лена растерянно замямлила:
– Ничего не знаю, кроме того, что он сидел в тату-салоне.
– Говори его адрес.
– Понятия не имею, меня Маринка в гости к Роме не приглашала. Вот машина у него была, вроде «Фольксваген» подержанный, а может, «Форд», я в марках плохо разбираюсь, номера, конечно, не помню…
– Я не про домашний адрес Казуарова спрашивала. Знаешь, где салон находится?
Лена схватила записную книжку.
– Ага, вот, и улица и дом, телефона нет. Только я там последний раз несколько лет назад была. Салон мог давным-давно закрыться!
– Понятное дело, все равно я съезжу и проверю, а ты…
В этот момент затрезвонил телефон. Лена схватила трубку и закатила глаза.
– О боже! Опять! Ну сколько раз говорить, он мне не нужен, рыбак, блин, забирай его себе! Невелико счастье!
Отшвырнув трубку, она гневно сказала мне: