В тот раз цветы не принесли хозяйству Чапло больших доходов – продавец-цветовод обманул бывшего пинита, продав ему вместо редкой голубой жемчужины луковицы обычной, желтой. Но Андэль выращивание цветов пришлось по душе, и в дальнейшем она с одинаковой любовью относилась к любой луковице, к любому цветку. Как много времени провела она за этим занятием в уединении, погружаясь в мечты! О красивом юноше-путешественнике, который ее полюбит и увезет на золотой колеснице в далекие страны, а потом окажется, что он интол небольшого государства. О громадном дворце с тысячью слуг, в котором она будет жить. Сколько тайных девичьих откровений услышали эти нежные благоухающие создания! В то время Андэль поклялась себе, что как бы боги ни распорядились ее судьбой, она везде и всегда будет выращивать жемчужины – желтые, белые, оранжевые, красные, голубые, черные…
Сад акелины был единственным местом, где уроженка Удолии, привыкшая к одиночеству, могла хоть на несколько мгновений остаться одна. Девушка в задумчивости присела на каменную скамью. Сначала она с грустью думала об отце, едва сдерживая слезы, и о доме на берегу Удолии, потом вспомнила юношу по имени ДозирЭ, и сердце ее томно затрепетало. Она закрыла глаза и попыталась представить себе молодого человека, но с огорчением убедилась, что не может вспомнить его лица. В памяти остались только чувства, яркие, как вспышка молнии.
Пройдет год, а может быть, пять, и юноша со шрамом на лице станет известным военачальником, фантазировала Андэль с замиранием сердца. И тогда он вернется в Грономфу, отмеченный многими наградами, найдет ее и выкупит из акелины. И приведет в роскошный дворец, полученный от Инфекта в благодарность за совершенные подвиги…
Андэль окликнули, и девушка вздрогнула, как будто ее застали на месте преступления. Она оглянулась и увидела Каруду – свою подругу и служанку.
– Что ты здесь делаешь, Андэль? – возмутилась Каруду. – Ты же знаешь, Жуфисма запретила тебе работать. Если она увидит – мы обе будем строго наказаны.
– Мне всё равно, – отвечала юная люцея.
Каруду когда-то считалась лучшей любовницей этой акелины. Родом она была с полуострова Бирулая, во время войны со Стилием, еще ребенком, попала в рабство, и ее продали на невольничьем рынке богатому яриадцу; а когда девушке исполнилось четырнадцать – в акелину средней руки, где ею забавлялись военные и торговцы. Еще через три года ее купил путешественник-мореплаватель. Каруду оказалась в Грономфе, где по законам страны получила свободу. Как оказалось – мнимую: ее заставили подписать кабальный онис, по которому она становилась люцеей Инфекта и за умеренную плату должна была удовлетворять любые мужские желания. Бывшая рабыня всё же решила, что ей несказанно повезло, и принялась самым трудолюбивым образом исполнять знакомые ей с детских лет обязанности. Единственное, что хорошо умела. Да и любила.
Ее пышные формы, длинные смоляные волосы, жгучие искрящиеся похотью глаза неудержимо притягивали посетителей. Ее любовниками были самые разные грономфы – взбалмошные десятники и добродушные военачальники, жадные хозяева лавок и располневшие владельцы кратемарий, требовательные росторы, неутомимые юнцы. Но всех их объединяло одно – они были богаты и приносили акелине немалый доход. Вскоре Каруду освободили от работ по акелине, и она заимела прислугу из числа менее удачливых люцей.
Однажды в акелине появился сказочно богатый судовладелец. Его звали Туртюф. Он имел пятнадцать широкопарусных палатин и вместительные склады в грономфском порту, а в Старом городе содержал роскошный дворец, который так и называли – дворец Туртюфа.
Каруду приложила все силы, чтобы понравиться знатному эжину. И ее труды увенчались успехом: Туртюф сделал люцею своей постоянной любовницей. Теперь деньги полились рекой в акелину Инфекта, и не был забыт никто: ни Инфект, ни так называемая «старшая женщина», ни сама Каруду. Люцея заимела отдельное жилище в лучшей части дома и смогла удовлетворять многие свои прихоти. По желанию, она могла отлучаться в город и проводить в нем сколько угодно времени. И ей не приходилось развлекать других мужчин.
Так длилось несколько лет. Туртюф появлялся каждые одиннадцать дней, проводил в обществе Каруду и танцовщиц какое-то время и беспечно сорил деньгами, оставляя за раз не менее десяти инфектов. Иногда он пропадал на несколько месяцев или на полгода, отправляясь в дальнее плавание, но всё равно три раза в месяц, в последний день каждой триады, мальчик-слуга приносил в акелину деньги, будто встреча состоялась. Каруду наслаждалась своим счастьем, а Жуфисма и ее подруги сдували с нее пылинки.
Вскоре в акелине появилась новая люцея – наивная, словно голубиный птенец, авидронка. Выросла она в лесу, в землевладении своего отца, едва умела читать и писать, а уж о мужчинах и вовсе не имела никакого понятия. Прочие люцеи посмеивались над несмышленой селянкой и постоянно поучали ее. Но опытная Каруду сразу насторожилась. Уж слишком красивые глаза были у этой скромницы. Слишком чиста была глупышка.
Рассмотрев в купальне нагое тело Андэль, Каруду расстроилась окончательно. Ее новая подруга обладала прекрасной, только что оформившейся фигурой и сочными нетронутыми женскими прелестями, полными необъяснимой притягательности. О Гномы, как же любят мужчины срывать с древа свежие плоды, насыщенные столь непорочной сладостью!
Первые дни Андэль проплакала, а потом ее облачили в дорогие плавы, возложили на голову бронзовый венец люцеи, научили манерам, посвятили в главные таинства ремесла и заставили работать. Прошло несколько месяцев, и она вполне свыклась с новыми обязанностями, к которым, между прочим, отнеслась со всей серьезностью. Только теперь люцеям акелины было не до смеха – большинство посетителей жаждали только ее и не хотели слышать ни о ком другом.
Многоопытная Жуфисма, бывшая люцея, а ныне вполне обеспеченная распорядительница акелины, больше всего на свете боялась потерять щедрого Туртюфа. Каруду была уже слишком стара для такого богатого и избалованного ласками эжина. Имелся только один способ удержать судовладельца, и старшая женщина с присущей ей предприимчивостью приступила к осуществлению тонкого хитроумного плана.
Вскоре Туртюф действительно обратил внимание на сочный персик, едва надкушенный похотливыми грономфскими мужами. Он стал охладевать к Каруду и всё больше заглядывался на светловолосую авидронку, которая с некоторых пор прислуживала ему во время трапезы, омовения и отдыха. Через месяц он бросил Каруду и обратил свою страсть, впрочем, как и кошель, в сторону Андэль.
Все блага, коими пользовалась бывшая любовница, вдруг перешли к авидронке. Теперь она была ограждена от других посетителей, имела собственные покои, особый стол, лучшие благовония. Ей было запрещено работать, целыми днями она проводила в купальнях либо в лавке продавца плав, а несчастная Каруду вернулась в общие покои и приступила к обычным обязанностям люцеи, от коих уже совершенно отвыкла.
Несмотря на обстоятельства, отношения между двумя люцеями сложились доверительные. Андэль чувствовала себя неловко, но Каруду постепенно убедила авидронку, что так распорядились боги и она обиды не держит. Наивная Андэль поверила новой подруге – она нуждалась в сострадании, которое она нашла в отношениях с женщиной, старшей по возрасту и более опытной в ремесле. К тому же ей не с кем было поговорить, поделиться сокровенным.