Рафаэль увидел пустую, без капли воды, чашу бассейна, а на дне, прямо в «океанской» впадине, Настю в луже крови. Одна нога была почти выломана и оказалась у нее под спиной, черепная коробка треснула… Из шеи торчал кусок позвонка, из руки — голая кость.
Боже, он не хотел! Как он мог забыть, что недавно слил воду из бассейна?! Иначе он ни за что ее сюда не столкнул бы! Ни за что!.. Все, доигрался, это убийство! Он убил Настю!..
«Я не виноват! Я не виноват! — твердил Рафаэль, не в силах сойти с места. — Я НЕ ВИНОВАТ!»
Внезапно он вспомнил слова зеленоглазой медсестры-бестии с пенистой, как доминиканский прибой, прической:
Получается, он сдержал слово — действительно, пусть и неумышленно, убил близкого человека, да не кого-нибудь, а собственную жену…
НЕУЖЕЛИ ТО БЫЛ НЕ СОН?!
По всему дну бассейна были разбросаны знакомые драгоценности. Заветные камешки, освещенные венецианскими светильниками, радостно поблескивали на покрытии цвета «королевский бриллиант».
Шторм с ураганным ветром и ливнем как внезапно налетел, так враз и стих, небо быстро прояснилось, и забегали по нему шаловливыми щенками наспех слепленные облачка. Рафаэль вспомнил, как пролетал на самолете испанца Карлоса сквозь такие же облачка, как поднимался над ними и вновь неожиданно врезался в них. Легкий самолет то покачивало, то подбрасывало, то пробирало до самых косточек; Ксюша всхлипывала от страха, а довольный произведенным впечатлением бывший наркокурьер Карлос обильно улыбался и травил на испано-английском инструктаж для «чайников».
Рафаэль заметил в бассейне принесенные ветром листья дальбергии и несколько красных лепестков молочая, сходил в гараж и вернулся с сачком для сбора мусора.
Вот уже три месяца Белозёров томился на острове Гаити, в Доминикане, на собственной вилле с переливным бассейном, кушал los delicadezas с рынка, смотрел НТВ — единственный русский телеканал, который входил в пакет каналов местного кабельного «Columbus-TV», листал разговорники на испанском и не вылезал из воды. Он покрылся пыльным загаром, отрастил неряшливые усики и бородку (а-ля давно не брился), как модно у здешних самцов-лоботрясов, ходил всегда в одном и том же: потрепанной светло-оливковой футболке с надписью «Venceremos!» («Мы победим!») и черных шортах «Armani collezioni». Он взял в привычку каждый раз перед завтраком, обедом и ужином пропускать по стаканчику рома, а то и по два, а вечером, сидя на террасе дома с дробовиком «Remington Spartan 310» (140’000 песо + разрешение) и глядя на закатанную в остывающий асфальт дорогу, рассекающую сонный коттеджный городок на две равных половинки, покуривать кубинские сигары толщиной с руку…
С каждым днем жара наседает, душит, плавит, нагоняет усталость. Скука смертная: есть, спать, даже купаться в океане давно надоело, а из дома лишний раз выходить, даже в солнечных очках, чревато — Белозёров объявлен в розыск через Интерпол.
Рафаэль выловил сачком из бассейна листья, поправил пляжный зонт, чтобы лучи солнца, стряхнувшего с себя остатки шторма, не попадали на плетеное кресло, и взялся за бутылку восьмилетнего рома «Brugal Extra Viejo». Последнее время ОНА запрещает ему пить, один раз даже выплеснула в бассейн пузырь элитного коньяка, поэтому он напрятал кругом бухла и предпочитает отрываться, когда ОНА отдыхает или уезжает на арендованном Chevrolet Tahoe за покупками. Слава богу, поспать ОНА любит, дрыхнет три раза в день, часов двенадцать в сутки, а местные almacenes просто боготворит, особенно роскошный торгово-развлекательный центр «Moll Plaza Bavaro», где с ней уже все продавцы на короткой ноге. Вообще, ОНА в полной мере наслаждается той обстановкой и атмосферой, в которую попала: загорает на закрытых пляжах для «белых», куда мулатам, метисам и тем паче, неграм вход заказан, ходит по клубам, вечеринкам, завела подруг из русскоязычной диаспоры, даже говорила, что хочет «замутить» салон красоты, — и на ее фоне «невыездной» Рафаэль постепенно превратился в домохозяйку, лезет на стенку от безделья и потихоньку спивается, тоскуя о прежней головокружительной жизни.
Послышались шлепки сланцев о пятки, у бассейна появилась ОНА — в одних трусиках, с пролежнями на лице от подушки, вся такая хорошенько прожаренная, аппетитно-подтянутая, изнеженная, ухоженная, как газон на поле для гольфа. Рафаэль поспешил сунуть бутылку с ромом под кресло и радостно помахал ей. ОНА зевнула, потянулась, огляделась, принюхалась к погоде, закурила и попросила с ласковой хитрецой:
— Пупсен, жрать охота, там еще осталась твоя вчерашняя пастель-эн-махас?
С месяц назад Белозёров увлекся приготовлением блюд национальной кухни, и последним его шедевром явилось запеченное в банановых листьях мясо с овощами.
— Пастель-эн-охас, — поправил Рафаэль. — Al calentamiento? A usted a cubrir aquí o en el cuarto de dibujo?
(Подогреть? Тебе накрыть здесь или в гостиной? — исп.)
— Не надо подогревать. Я здесь поем, — ответила Лайма Гаудиньш. — И пива еще принеси, si usted por favor. Только давай поскорее, скоро массажистка придет.
На днях новые подруги Лаймы порекомендовали ей первоклассную массажистку по имени Камилла, так что теперь, помимо подозрительного русскоязычного Мигеля — учителя испанского и глухой уборщицы-гаитянки Мирланд, читающей по губам, к ним периодически будет наведываться еще одна местная побирушка.
— Не суетись, mi amor, я быстро! — заверил Рафаэль и поспешил на кухню.
…После случайного убийства Насти Рафаэль совершенно растерялся. Собирался было рвануть в Шереметьево и улететь ближайшим рейсом туда, куда достанет билет, — главное отвалить побыстрее, — но вовремя сообразил, что аэропорты, да и железнодорожные вокзалы могут оказаться «перекрытыми», и его просто запалят на регистрации или на пункте пограничного контроля.
Долго ли, коротко, но в три часа ночи Рафаэль оказался в Ногинском районе Подмосковья, на даче у своего бывшего коммерческого Улыбабы, куда приехал на «частнике». После распитой бутылки первача Белозёров поведал ему и его сожительнице с обезьяньей мордочкой о происшедшем, обильно приправив свою исповедь слезами и соплями. Улыбаба как мог успокоил ночного гостя, обещал ему всяческую помощь — мол, все, что у него есть, включая эту дачу, появилось только благодаря Рафаэлю, — и отправил его спать.
Белозёров не смог заснуть — слишком тяжелы и черны были его мысли — и, проворочавшись в постели с час, встал, чтобы покурить и хлебнуть какого-нибудь дозняка. На кухне горел свет, там разговаривали. Рафаэль затаился, прислушался. Улыбаба предлагал своей мартышке просто набрать 02 — пусть сами разбираются; а та настаивала, что Белозёрова следует убить — например, отравить, и утопить его «поганый» труп в озере. Вот нежданчик! Рафаэль приоткрыл щелочку, заглянул на кухню. На столе перед заговорщиками стояла его раскрытая спортивная сумка, с верхом набитая пачками евро. Сайленс!