Я пожалел Алешу и вновь взял его на работу, поручив руководить рекламным отделом ленинградского филиала. И он поехал в Ленинград начинать с нуля.
Я помог ему с квартирой, поспешил познакомить с одной миловидной девушкой, дабы он скорее отвлекся от тяжелых мыслей.
Через месяц Алексея прорвало: он наконец прозрел. Потом он часто мне говорил, что все последние годы жил как во сне, а вернувшись в Ленинград, будто пробудился…
Обобрав Алексея дочиста, Юля к тому же затеяла против него какие-то суды. Наглые провинциальные юристы названивали ему в новый кабинет и, угрожая судом, требовали денег. Но больше всего Алеша мучился оттого, что бывшая жена настраивает против него ребенка, учит вымогать у отца деньги и щедрые подарки.
Однажды Юля, узнав от дочери, которая на каникулах гостила у отца, что тот назначен директором ленинградского филиала с окладом в три тысячи долларов и обзавелся трехкомнатной квартирой с видом на набережную Невы, а также иномаркой с личным водителем, взялась за старое. К тому времени уворованный у меня бизнес уже развалился, а любовник сбежал, вернувшись с повинной в Москву к своей жене и детям.
Юля попыталась вновь войти в доверие, часто звонила Алексею, подолгу верещала, обволакивая сознание бывшего мужа душевной теплотой, сексуальной игривостью и прелестью воспоминаний, а потом приехала к нему без приглашения в Ленинград.
Она застала его в обществе новой симпатичной жены с грудным ребенком на руках…
Страна, то есть миллионы людей пытаются научиться жить красиво и богато.
Есть каждый день красную и черную икру, одеваться в дорогие меха, ездить на удивительных заграничных машинах.
Но ни черта не получается.
Ведь по-настоящему арбайтен круглые сутки, самозабвенно, до одури никто не привык.
Все думали, что стоить лишь победить путчистов да убрать Дзержинского с одноименной площади, и дары капитализма сами посыплются с неба.
Эта святая простота, граничащая с детской наивностью, — главное, что меня всегда поражало в русском человеке времен раннего Ельцина.
Впрочем, кто-то добивается своего.
Кто-то взлетает к вершинам бытия.
Но только этих везунчиков, этих пионеров непаханых капиталистических пространств, этих мозговитых мальчиков с дворянскими лицами и замашками очень мало, они разобщены, и их каждый день уничтожают.
Одного за другим.
Им на смену приходят сметливые бандиты со своим собственным языком и жизненным укладом.
Менты с хохляцким акцентом, деревенской прямотой, беспринципностью и жесткостью самых отъявленных негодяев.
Бесконтрольные и всемогущие, как в прежние времена, спецслужбы.
Чиновники, пока в дешевых костюмах и пока с трясущимися от страха руками.
Новые кланы, которые в будущем будут управлять огромной страной.
У каждого клана своя власть, своя сила, свое мировоззрение…
Но основная масса людей, запутанная противоречивыми лозунгами фальшивых демократов, столь же утопическими, как и прежние коммунистические, собственноручно расправившись со всеми завоеваниями социализма, так и не нашла дорогу к светлому будущему.
Разрушив до основания старый мир, странный, противоестественный, но — и это мое убеждение — совсем не такой плохой, как принято считать, добрый, хлебосольный и сплоченный, эти слепые воинствующие массы так и не построили на обломках «новый мир».
Кругом бардак, предательство, воровство, ужасающая преступность и повальное пьянство.
И коршуны на черных «Мерседесах», скупающие за бесценок страну.
Всеобщий хаос.
Все друг друга ненавидят.
Бури проносятся одна за другой, оставляя после себя трупы и исковерканные судьбы.
Натворив бед, стихия уносит твои последние надежды.
И ты сидишь у разбитого корыта и не знаешь, что тебе делать: напиться или сразу повеситься. Всю свою энергию ты уже растратил. Получается, что впустую. И сил больше нет. И ничего не добился.
Ты жил во имя великих идей, тебя влекли яркие лозунги.
Ты заботился не только о себе, но и о судьбах всего человечества.
И в одночасье все рухнуло.
Ты беден, несчастен, брошен на произвол судьбы…
За окном бушует революция. Народ негодует, а тебе все по барабану: что красные, что белые. Ты вырван из этого исторического общественного процесса. Под воздействием сладкого дурмана ты попадаешь в иное измерение, которое сам же и выдумал. Здесь интереснее, ярче, быстрее. Будто проживаешь за день целую жизнь. Яркую, вдохновенную, остросюжетную. Постепенно тебе начинает казаться, что этот мир более реален, чем тот, за окном. Тем более что тебя окружают настоящие герои нашего времени: цельные натуры, точно выписанные персонажи, очень яркие, эксцентричные. И слова у них правдивые, и чувства самые взаправдашние: ненависть монолитная, любовь самая искренняя.
Мне примерно двадцать три. Мы гуляем уже четвертый день. Я, Вовочка, хозяин квартиры, пожилой пенсионер Александр Иванович по прозвищу Костыль, и еще трое парней. Последние появились вчера. С нами две девушки из Крыма — дальняя родственница Костыля черненькая Гала, со своей светленькой подругой Олей. Они приехали поступать в какой-то институт. Очень симпатичные девицы, особенно Оля, в короткой юбочке, с умопомрачительными бедрами, спортивная, свежая, загорелая. Галу я давно знаю и уже успел один раз утешить, а также обещал по пьянке, после двадцатого разлива, на ней жениться. Но Оля для меня совершенно новый неизведанный объект, и я все время украдкой на нее поглядываю. Пока безрезультатно.
Утро. Похмелье. В воздухе непроветренной комнаты плавает дурь вчерашней оргии. На столе валяются пустые бутылки, тарелки с засохшей закуской и засаленные грязными пальцами хрустальные рюмки. На клеенке мазки крови, в сковородке — гора выкуренных до фильтра окурков.
Девушки закрылись в своей комнате и не подают признаков жизни.
Хозяин квартиры лежит на диване и тихо стонет — вчера бедному пенсионеру слишком часто наливали, к тому же у него больные колени. Рядом, на полу, валяются костыли.
Собутыльники мрачно собираются вокруг стола — помятые, с налитыми кровью глазами и пытаются решить извечный русский вопрос: ту би, ор нот ту би. Однако ни у кого ни копейки и идей никаких.
В ход идет последняя сигарета. Все тяжело молчат. Это красноречивое молчание топором или скорее дамокловым мечом висит над нами.
— Дядя Саша! — наконец говорю я. — Одолжи червонец. Ты меня знаешь — я отдам!
Костыль знает, что я действительно отдам, но вчера под влиянием Вовочки он проявил излишнюю щедрость, и его пенсия растворилась без следа. Он в ужасе, как ему жить целый месяц?!