Я почему-то не на секунду не усомнился, что посетительница у окна и в целом весьма привлекательная особа, а ее странное сиротливое одиночество и напряженная неподвижность возбудили во мне крайнее любопытство. К тому же она была одета во все черное, и это придавало ей особую и неповторимую таинственность.
На нее поглядывал не я один.
Что ж, я был совершенно свободен, планов на вечер и на сто ближайших вечеров никаких не было. Почему бы мне не попробовать с ней познакомиться?
Я знал, что комплексую перед незнакомыми женщинами, знал, что буду битый час высиживать, настраиваться, подбирать слова, материть себя за трусость. Но все же я твердо решил к ней подойти, и сделать это как можно скорее.
Пока я собирался с духом, я вдруг, к своему глубокому удивлению заметил, что и она за мной наблюдает. И не просто коситься или бросает якобы случайные взгляды, а неотрывно смотрит на меня с помощью косметического зеркальца, которое скрывает в ладони.
Первое, что я подумал, это слежка конкурентов. Но зачем им меня пасти? Или они готовят покушение?
Я испугался и решил немедленно уйти, но здесь к мой тайной поклоннице подкатил кавказец в остроносых лакированных ботинках, и та вынуждена была незаметно сунуть зеркальце в рукав и обернуться к нему частью лица. И я узнал ее. Это была Вера!
Я подошел, грубо отогнал назойливого горца и присел напротив.
— Не пойму, мерещится ли мне? — прошептал я. — Ты ли это или лишь твой фантом?
— Я, как видишь, — ответила Вера, поскольку это была, конечно, она, собственной незабываемой персоной.
Я с трудом удержался от того, чтобы не заплакать от счастья.
— Какими судьбами? И что ты делала с тем зеркальцем, которое у тебя в рукаве?
У нее было похудевшее лицо с бледной кожей, чуть подкрашенной румянами, большие блестящие глаза и нервные губы.
— Зеркальце? Какое зеркальце? Ах это? — Она немного смутилась, вытащила стекляшку и бросила ее в сумочку. — За тобой наблюдала.
— Зачем? Почему бы тебе сразу ко мне не подойти? Вера сделала глоток чая, который стоял перед ней.
— Я ждала, пока ты поговоришь с тем мужчиной, — отвечала она. — На самом деле я еще окончательно ничего не решила… Я просто хотела на тебя посмотреть…
Я показал официантке, что пересел за другой столик, она понимающе кивнула и принесла мне мой кофе.
— Ты здесь случайно или… или…? — спросил я.
— Или, — отвечала она. — Я уже третий день здесь сижу, тебя дожидаюсь.
— Но почему ты сразу не приехала ко мне домой или не позвонила в офис или на сотку? — удивился я.
— Я тебе говорю: я не планировала с тобой встречаться. — От волнения она иногда запиналась. — Я просто хотела на тебя посмотреть. Вообще-то я здесь проездом. Я еду домой!
Вера была потерянная, вспыльчивая, что ранее я за ней не замечал. То и дело ее лицо искажалось какой-то внутренней болью, а в каждом ее ответе сквозило раздражение, будто я был перед ней в чем-то сильно виноват. Ее взгляд был замутнен поволокой дурмана, и я даже решил, что она пьяна, но ее твердый голос — грудной, с легкой хрипотцой, с едва различимым провинциальным акцентом, к знакомой прелести которого я с удовольствием прислушивался, разубедил меня.
— Я думал, что ты уже давно в теплых странах вместе с Мозгоправом. Помнишь, ты говорила, что он мечтает уехать в Испанию?
— Он и уехал… наверное…
— А ты?
— Я? — Вера грустно улыбнулась, и одновременно на ее глазах выступили слезы. — Я здесь… совершенно одна… почти без денег…
Я почувствовал, что она готова разрыдаться и поспешил ее успокоить:
— Ну и хорошо! Не бери в голову! Все, что Бог не делает…
— Знаю, знаю…
Я больно укусил себя за губу.
Мимо из туалета проходил друг того кавказца, который приставал к Вере и которого я отшил, причем маршрут к своему месту он выбрал не самый короткий и нарочито зацепил ножку нашего столика. Часть кофе из моей чашки выплеснулась. Недоброжелатель сухо, с акцентом и нескрываемым пренебрежением извинился. Я предпочел стерпеть, хотя весь вспыхнул от злости.
Чуть погодя я подумал, что Вера может быть голодна.
— Не хочешь чего-нибудь заказать посущественней? — спросил я ее.
— Да нет, спасибо, — неуверенно ответила она. — Ну, может, салатика какого-нибудь…
Вы все скажете, что я пишу полный бред.
Возможно, вы и правы.
Даже не возможно, а наверняка.
Ну и что?! — отвечу я вам.
В моем бреде, по крайней мере, можно встретить крупицы истины.
Я, по крайней мере, думаю, страдаю, борюсь, агонизирую.
А вы?
Разве вся ваша жизнь не бред?
Вспомните, что вы говорили и делали вчера или сегодня. А что вы будете делать завтра? Разве все это не бред?! Кому это нужно и какой в этом смысл? О чем ваши помыслы? К чему вы пришли и что в этом хорошего? И что вся ваша жизнь? Она даже не игра…
Вера ела жадно, не в силах скрыть, что очень голодна. Она не обращала внимания на кавказцев, которые в упор рассматривали ее и при этом гортанно переговаривались и гадко смеялись, никого не стесняясь. Их было четверо.
— На самом деле он меня обманул! — призналась она, когда чувство первого насыщения позволило ей немного расслабиться и сделать небольшую паузу.
Я сразу понял, что речь идет о Мозгоправе.
— Я не сомневался, что этим и закончится, — ответил я. — Я еще удивляюсь, как он позволил тебе перевести на мой счет тридцать тысяч! Кстати, я очень-очень тебе благодарен за это!
— Так в том-то и дело… — Вера нервно закурила. — Вначале я хотела это сделать втайне от Вениамина. Но вскоре поняла, что не знаю некоторых нюансов международной бухгалтерии. Ведь счет на мое имя был открыт в одном из банков Лихтенштейна. Тогда я его попросила мне помочь. Ведь это мои деньги и я вольна с ними делать все, что захочу, — хоть все триста тысяч долларов детдому пожертвовать. Он крепко наехал на меня, даже избил, но на следующий день почему-то вызвался мне помочь…
Глядя на Веру, я тоже захотел есть, заказал салат и теперь жарко расправлялся с «Цезарем», который оказался на редкость аппетитным.
— Эй, дорогой, уступи нам эту дэвушку! — громко обратился прямо со своего места один из горцев, который пролил мой кофе. — Хочешь, мы тебе дадим сто долларов? Или двести?
— Засунь себе их в жопу, осел! — ответил я.
— Не надо, Саша! — поспешила успокоить меня Вера.
— Давай выйдем и посмотрим, кто кому и что в жопу засунет! — предложил кавказец.