Это анекдот такой советский был… Будущий дипломат заканчивает МГИМО. Выпускные экзамены приехал принимать сам Примаков. Берет студент билет, а там вопрос: «Советская подводная лодка случайно потопила в Атлантическом океане торговый корабль некой африканской страны. Что должен ответить на ноту протеста советский дипломат?»
Студент написал ответ. Примаков прочитал и говорит: — Ну что ж, в целом написано верно. Только, молодой человек, постарайтесь в будущем не делать подобных обидных ошибок. Вот здесь во фразе «закатай губище, черножёпая обезъяна», нужна запятая, тем более что «черножопая» пишется не через «ё», а через «о»…
Всухомятку, без кондиционеров, без москитных сеток, без телевизора, без бара с охлажденными напитками… Я — горожанин до мозга костей, к тому же давно привыкший к самым утонченным усладам жизни, жестоко страдал, с каждым днем все сильнее и сильнее. Конечно, перед Верой я делал вид, что счастлив, что все мои мечты сбылись, но опытную женщину сложно было обмануть. Она меня украдкой жалела: носилась со мной, как с ребенком, старалась делать все сама, даже если это была грубая мужская работа.
Член вскоре зажил, и мы несколько раз трахнулись у воды на одеяле, но этот неловкий секс не имел никакого отношения к тем моим фантазиям, которым было посвящено столько ночных холостяцких забав. Все было как-то не эротично, не возбуждающе, неуклюже. Вдобавок кругом песок и песочная пыльца — на зубах, в волосах, на одеяле, в воздухе…
Согласитесь, хорошо отрежиссированные и раскадрированные фантазии очень тяжело поддаются постановке в реальной жизни. Главным образом, потому, что фантазии, как некий вид творчества, — тоже искусство, и, как любое искусство, являются особым, прикладным, стерильным, предвзятым взглядом на вещи, а попросту говоря — грубой подделкой подлинной жизни. Так в сексуальных фантазиях все неизбежное, что мешает, отвлекает или не так красиво, как хотелось бы, а иногда и неприглядно или неблагозвучно, в мечтах сразу вырезается из кадра или изначально не подразумевается. Вот девушка лежит так-то. А ты по отношению к ней так-то. И все это очень возбуждающе. А в следующей сцене она уже в совершенно другой позе. Тоже очень жаркой. А где промежуток — вся эта неповоротливая возня с переменой поз?
А где песок? Где пронзительный пугающий крик птицы, доносящийся из чащи? Где, в конце концов, крылатый кровосос со стереоскопическим желтым глазом? Не говоря уже о том, что все эти позы совершенно неестественны и потому неудобны, а зачастую и неприменимы. И так далее, и тому подобное, и в том же духе…
В общем, через неделю я начал открыто грустить. Даже выпивка не помогала, а только усугубляла положение. Я знал, что, когда грущу по-настоящему, эта грусть, как в зеркале, отражается в моих глазах, особенно в вечернее время при свете заката, и никакими сценическими ухищрениями невозможно этого скрыть. Я даже стал прятать глаза.
— Отступись! — однажды у вечернего костра сказала Вера. — Я же вижу, что ты на пределе!
Я, небритый, с поцарапанным лицом, безостановочно чешущийся, злой — Робинзон Крузо в худшие свои дни, — глотнул из горлышка поганого теплого виски:
— Наш самолет только через неделю…
— Поменяй билеты, — посоветовала она.
— Не знаю, получится ли? — безвольно ответил я.
В конце концов стало невыносимо. И тут мне пришла в голову идея. Она была настолько гениальна и в то же время проста, что я до крайности удивился, почему раньше она не приходила мне в голову. Я бросился в хижину, схватил рацию и потребовал от местной туркомпании, чтобы она немедленно вывезла нас на «Большую землю» и разместила на оставшуюся неделю в каком-нибудь приличном отеле. К черту убытки!
Вечером того же дня мы уже находились в эпицентре здешней цивилизации, в люксе местного «Мариотта». Бросились наперегонки в душ, потом заказали необъятных размеров ужин, а после врубили кондишн и залегли на уютной безразмерной кровати.
Бары, рестораны, веселые вечеринки с танцующими папуасами, или как их там. А еще бутики, местный рынок и вдобавок веселая заводная компания богатых москвичей с пришвартованной к причалу отеля великолепной яхтой.
Единственный минус, что в матушке России произошло что-то ужасное, как и всегда в мое отсутствие, и моя кредитная карточка оказалась недееспособной. Однако я, битый волчара, тут же извлек из сейфа ничем не примечательный газетный сверток — пачку «зеленых», и принялся так лихо швырять их направо и налево, что вскоре персонал гостиницы, впрочем давно привыкший к сумасбродствам русскоязычных постояльцев, потихоньку стал смешить и умилять меня исковерканными русскими словами и даже целыми фразами.
— Дубина, сколько раз тебе повторять: не «топрая урта», а «доброе утро»! — терпеливо разъяснял я политику партии официанту с огромными смешными губищами. — Кстати, у тебя, случайно, брата нет, который бы на катере работал?
— Топрая урта! — тупорыло улыбался он в ответ.
А потом был секс. Бесконечный, как солнце над этой вечно счастливой страной, как ласковый океан вокруг. Секс самый разнообразный и самый изощренный, какой только может быть. И грубый, звериный до пещерного одичания, и сладкий, чувственный до полного просветления души. Что разврат, дети мои? Это слово, лишь первая буква алфавита, в сравнении с тем, как мы тогда друг друга любили. Что сексуальные фантазии? Эти бесплодные фантомы воображения, эти притянутые за уши обстоятельства, эти примитивные механические ощущения! Лишь слабый по-детски неумелый намек на то, что можно при желании осуществить в действительности при многократных и неистовых тренировках…
Весь эпизод категорически изъят издателями по морально-этическим, политическим, порнографическим и нецензурным соображениям.
Кругом одни клоуны. Я не говорю о Вовочке. Он, конечно же, клоун. Один из главных. Я говорю обо всех других. Включаешь телевизор, там одни клоуны. Вот выступает знаменитый депутат — это главный клоун Госдумы.
Звезда телевизионного рейтинга. Бессовестный лгунишка.
А вот держит пафосную речь президент одной великой державы.
Как лихо передергивает карту!
Любой катала обзавидуется!
Он с первого дня напоминал мне клоуна.
Он всего-навсего потешная марионетка каких-то таинственных богатейших кланов.
Да и сами ведущие, несомненно, клоуны.
Они держат нас за дураков, втюхивая нам лабуду, мороча нас до потери пульса.
Я на самом деле вижу на их головах дурацкие колпаки с бубенцами.
Солгал раз — звенит один колокольчик.
Чернуху прокачал — другой.
Все подстроил вместо того, чтобы беспристрастно информировать, — третий…
Так что звон стоит — хоть уши затыкай.
Выходишь на улицу — и здесь одни клоуны.
Зачем в цирк ходить?