— Ну хорошо-о-о, — нехотя согласился советник, — но арендуем только оди-и-ин веломобиль, для Председателя…
Юноша на веломобиле оглядел весомые формы Бегемота и назначил двойную цену, в надежде отпугнуть негабаритного пассажира. Но не тут-то было. Председатель, не торгуясь, при помощи Осла и Жираффа вскарабкался в разом осевшую коляску и надменно бросил рикше:
— Трогай!
Юноша приналёг, но не смог даже тронуться с места. Он обозлился, поднажал на педаль всем весом, но всё равно оказалось недостаточно.
Зебр ухохатывался.
— Эй, студентик бывший, подтолкни! — высунулся из коляски Бегемот.
Полосатый чертыхнулся, но не посмел перечить. Он размялся, затем упёрся плечом в заднюю часть коляски и надавил. Но и это ни к чему не привело.
— Зебр, ты дурак! Кто же так толкает! — вмешалась Белка и принялась помогать.
Жирафф и Осёл присоединились к ней.
Наконец, коляска сдвинулась с места и нехотя покатила мимо магазинов и кафе. Вытхуянцы толкали что есть мочи, взмокший юноша-рикша крутил медленно проворачивающиеся педали, перенося всю тяжесть тела с ноги на ногу, а прохожие смеялись и показывали пальцем.
В аквапарке Белка расположилась в сторонке и, чуть посомневавшись, скинула лифчик. Вскоре она окликнула Зебра:
— Эй, пупсик, принеси мой крем!
Иногда полосатому не нужно было повторять дважды. Через секунду он был уже рядом с тюбиком крема в руке.
— Тебя намазать, малышка? — спросил он, скрывая свой алчный взгляд под солнцезащитными очками.
— Я сама. Спасибо! — ответила рыжая тоном, не оставляющим сомнений, что презентация её прелестей закончена.
Зебр огорченно ковырнул ногой песок.
— «Спасибо» в кровати не приласкаешь! Как насчёт маленького плезирчика?
Белка только продемонстрировала средний палец руки.
— Ты пойми, крошка! Мне ухаживать некогда! Ты привлекательна, я чертовски привлекателен — чего зря время терять?!
— Зебр, ну ты и зануда! Тебе легче отдаться, чем объяснять, почему не хочешь этого делать!
Солнцепёк кочегарил беспощадно. На раскалённой гальке можно было рыбу-гриль забацать. Видимо, где-то там наверху, в божьей котельной, чумазые черти-гастарбайтеры наперегонки подбрасывали в топку угля.
Жирафф пошел купаться. Народ изумленно оборачивался на его трусы по колено в ромашках. Вскоре он плыл вдоль берега, яростно размахивая руками.
— Мелко плавает, зато как гребёт! — оценил Зебр его стиль плавания.
— Отнюдь. Очень даже ничего! — пригляделся Бегемот.
— Вот именно, что ничего! — Зебр по ходу разговора чинил свои порванные шлепанцы при помощи найденного куска проволоки. — Неудачник! Гнусная натуришка! Только и может, что изображать бурную деятельность!
Тут полосатый заметил у моря романтическую женскую фигурку, навёл на неё фокус и сейчас же сорвался с места.
Девушка задумчиво брела вдоль полосы прибоя босиком, рассматривая камешки и крохотных рачков.
— Мадам, я готов целовать песок, по которому вы ходили! — услышала она за спиной.
Девушка обернулась. Обаятельнейшая улыбка Зебра на фоне сочинских перспектив показалась ей вполне благопристойной.
— Очень приятно! — ответила она с блеском в глазах.
Обнадёженный первым успехом, полосатый скосился на её вызывающий бюст и продолжил:
— Вы не возражаете, если я составлю вам компанию? Я знаю пять тысяч свежих анекдотов и одну потрясающую любовную историю!
— Да, ради бога! — девушка почему-то огляделась по сторонам. — Пять тысяч рублей два часика. Пятнадцать — за ночь.
— Э-э… Так ты?.. Ни фига себе! А чё так дорого?!
— Так Олимпиада ж!
Полосатый заметно приуныл, почесал пятку, что-то прикинул в уме.
— А сколько будет стоить пять минут?.
Воздух настолько пропитался ароматами гор, южных растений и, конечно, самого моря, что превратился в сладчайший напиток. Им не дышишь — его жадно пьёшь, захлебываясь от счастья. И тут в этом чудодейственном воздухе вдруг появилась первая тихая нота. Следом за ней кротким шелестом набежала целая музыкальная волна. В ней было столько спокойствия, столько наслаждения! Кричали чайки, шуршали камешки, доносился далеким фоном визг детей, забавляющихся в аквапарке.
Вытхуянцы, игравшие в мяч на мелководье, остановились и заворожено прислушались. Бегемот, релаксировавший у самой воды в раскладном кресле, удивленно приподнял голову.
Но эти звуки не совпадали с ритмом биения сердца Зебра. Он заметил неподалёку, прямо на пляже, невесть откуда взявшуюся музыкальную ударную установку, подбежал к ней, сел, взял палочки и вмешался в мелодию безмятежности решительным ритмом. Музыка сразу же разогрелась, повеселела. Стали собираться люди.
Вытхуянцы, легко управляясь с разными музыкальными инструментами, пели о том, какая же все-таки лепота — этот сказочный мир! Несколько часов на самолёте — и ты в раю! Всё позади: опостылевшая работа, собачий холод, вечная инфляция! Когда тебе уже начинает казаться, что эта территория от заброшенного крольчатника до Медвежьего болота, огороженная колючей проволокой государственной границы, и есть весь твой земной мир — вдруг тебя вырывает из гнусной действительности и швыряет в некий межпространственный туннель навстречу радостному слепящему свету… И внезапно открывается такая сумасшедшая перспектива, что дух захватывает! Виват, Сочи! Мы счастливы, какникогда!
Зебр рубил сплеча по тарелкам и барабанам. Жирафф, нацепив очки, довольно сносно управлялся с клавишными. Белка была на «ты» с гитарой — один в один Земфира. Осёл на ходу слагал песенные строчки и ещё успевал раздавать друзьям листки с очередными куплетами. И всем этим несусветным действом дирижировал сидевший в кресле Бегемот, размахивая сигарой, словно дирижёрской палочкой.
Вокруг вытхуянцев уже были сотни людей. Они танцевали и подпевали. Виват, Сочи!
А в небе военные самолёты рисовали цветными реактивными струями олимпийские круги, символы города, моря и сердец, влю-блённыхв этот заповедный край.
— …Гляжу, на горке, вместе с детьми, Зебр стоит, — рассказывала Белка вытхуянцам, — очереди своей дожидается, чтобы по желобу в бассейн съехать. У детишек вот такие лица… — Белка состроила мордочку глупой щенячьей радости. — И у Зебра точно такая же рожица! — она опять показала. — Один в один! А потом он чуть не подрался с мальчишкой из-за резинового баллона. Я со смеху чуть не померла!
Вытхуянцы надорвали животики. Зебр обиженно пробурчал:
— Над кем смеётесь? Над собой смеётесь!
В веселье не принимал участия только Осёл. Он лишь горько вздыхал и безнадежно поглядывал в сторону закрытого на замок ларька-апельсина.