— Было приятно с вами играть, — говорит Винс. Его фишки уже не сложены столбиками, а лежат кучей. Изначальные две штуки превратились в шесть. Настоящие игроки только разогреваются.
— Ты сказал, что печешь пончики, это ты в том смысле, что…
Винс оборачивается на парня слева от себя.
— Что?
— Пончики. — У парня лицо будто резиновое — глубоко посаженные глаза, толстые губы. И явно не нью-йоркский говор. — Ты про всякие там кленовые пышки и все такое? Бисмарки?
— Ага. Кленовые пышки. Бисмарки. Эклеры. Пончики. И так далее.
Резиноволицый смеется.
— Ясно. А я думал, может, выражение такое. Ну, знаешь… пончики пеку.
Остальные игроки за столом подхватывают его смех. Но один говорит серьезно.
— А вы их с начинкой печете?
— Да. С начинкой.
Он улыбается.
— Звучит аппетитно. Правда, Кен? Разве не аппетитно? Гребаный пончик с начинкой?
Черноволосый парнишка с глазами хорька пожимает плечами и указывает на свою шелковую рубашку.
— В этой рубашке я хреновы пончики с начинкой не ем. И вообще, Томми, иди ты. Пора повзрослеть. Пончики — это для детей.
Винс рассматривает остальных игроков: шоферы, домушники, болтуны, сброд, никаких выдающихся способностей, вряд ли зарабатывают на жизнь честным путем — поэтому он не видит причин не выиграть у этих придурков все до последнего цента. Он поднимает уголки двух своих карт. Пара десяток. Подумать только. Многого он ожидал сегодня: что ему не позволят играть; что позволят, но он не найдет Джонни-Малыша; что найдет, но тот сразу прикажет его вывести и пристрелить. Меньше всего Винс ожидал удачи.
Когда игра у него идет, он безжалостен. Винс наводит страх и не обращает внимания на блеф, столбики выигранных фишек растут, кренятся и, наконец, падают друг на друга, как римские колонны. Он то забирает банк, то следит за другими игроками на лучших конах. Это один из тех редких вечеров, когда карты сами по себе не имеют значения. С тем же успехом все могло происходить у него в голове. Он мог бы играть и без карт и выиграть половину конов. Остальные игроки делают именно то, что он хочет.
Когда остаются трое, он начинает: подсматривает в свои карты (дама-девятка), когда они играют, и оставляет их ни с чем. Ставит немного. Позволяет им повышать. Потом удваивает их ставки. Они сердятся, глядя на карты Винса (лежащие рубашкой вверх; он больше не посмотрит на них, и партнеры будут гадать — а смотрел ли он вообще?), потом на свои, на Винса и наконец уравнивают. Приходит флоп. Дама, валет, девятка.
Подумать только. Они не могут выйти из игры сейчас. У них ведь стриты. И третий игрок — тихий парень с черными волосами — совершенно обессилел. Винс просто продолжает удваивать ставки, пока и Кен тоже не выбивается из сил. Торн и ривер: шестерка и еще дама. Получите банк.
Кену достается стрит с дамой. Черноволосому — тузовый флеш. Один кон лучше другого. Такие случаются раз на сто. Но у Винса полный набор, дамы бьют девятки. И снова он берет банк. Давненько он не играл на большие ставки, тем более не выигрывал их. Заплатив две тысячи на входе и сев играть с восемью людьми, Винс выиграл шестнадцать тысяч долларов менее чем за два часа. Даже заплатив Колетти, взнос за себя и Пита, он располагает восемнадцатью. Теперь ему нужно только найти Джонни.
Винс откидывается на спинку стула и допивает виски. Черноволосый парень закуривает и тоже откидывается на спинку.
— Значит, пончики печешь.
— Точно, — соглашается Винс.
Машет сигаретой над столом.
— Для человека, зарабатывающего на жизнь пончиками, в карты играешь охеренно.
— А кто сказал, что я зарабатываю на жизнь пончиками?
Все смеются.
— Шулер? Этим деньгу зашибаешь?
— Нет, — отвечает Винс. — Просто повезло. Повезти может каждому.
— Нет, — говорит черноволосый. — Нет. Не каждому. Каждому повезти не может. Такая это штука, удача. Пристрастная, сука.
Винс только улыбается в ответ.
Черноволосый протягивает руку.
— Кармин. Ты только что взял мою игру.
— Винс.
Рукопожатие.
— Рановато как-то. Не хочешь еще поиграть, Винс?
— Говоришь, можно играть дальше, Кармин?
— Винс… — Кармин затягивается сигаретой. — Играть дальше можно всегда.
Призраки повсюду. И вампиры. Скелеты. Ковбои, принцессы, лягушки, бродяги и наряды, которые Дюпри не знакомы, странные сочетания масок, накидок, накладных бакенбардов. Йода и Дарт Вейдер [26] с наволочками. Детектив Чарлз медленно едет по улице, в лучи его фар попадают стайки детей. Они бродят вдоль длинной ровной линии аккуратных двухэтажных домов, на многих верандах висит американский флаг.
— Я и забыл, какой сегодня день, — говорит Дюпри. Ему становится спокойнее от того, что Хэллоуин отмечают даже в этом городе, где все поставлено с ног на голову, где полицейские разъезжают по улицам, как напившиеся психи, воруют наркотики и заставляют делать себе минет. Если бы не дома, стоящие так близко — и метра между ними нет, — Алан подумал бы, что катается по Спокану. И это приводит его в чувство.
Чарлз тормозит у небольшого кирпичного здания с фанерной табличкой «Локал 4412». Над дверью — другая табличка: «За Джимми Картера». В окнах — листовки с призывами голосовать за кандидата в совет Нью-Йорка Джеймса Рея Бёрка. Чарлз выходит из машины.
— Я быстро.
Дюпри открывает рот, чтобы возразить, но Чарлз уже захлопывает дверцу. Он идет к зданию, пробует открыть дверь, но она заперта, поскольку в субботу магазины не работают. Чарлз скрывается за домом, и через несколько секунд Дюпри слышит звон разбившегося стекла. Вскоре из окон исчезают таблички с именем Бёрка. Улыбающийся Чарлз появляется в дверях, в руках у него две таблички и телефонная книга, открытая на заложенной странице. Сев в машину, он бросает таблички на заднее сиденье, кладет книгу на колени и останавливает палец на имени Дэрил Грин.
Дюпри молча смотрит в окно.
Чарлз ведет машину вдоль скошенных газонов, читая адреса, и наконец тормозит у белого дома с красными балками. Он выключает мотор, еще раз заглядывает в телефонную книгу, бросает ее на заднее сиденье и поворачивается к Дюпри.
— Слушай. Я понимаю, это не совсем то, ради чего ты тут. Уж извини, если все это выглядит… — Он ищет подходящее слово. — Если все это плохо выглядит. Но ты просто всего не знаешь. Идет очень важное расследование.
Дюпри не отвечает, и Чарлз продолжает.
— Короче, сейчас я разберусь с этим дельцем, которое на меня повесил Майк, и поедем к твоему парню. Как там его?