Я же в подобной ситуации начну драться, кусаться и звать на помощь. В отличие от Томочки я не испытываю тотальной любви ко всему человечеству и считаю, что желание воровать и грабить нельзя оправдать никакими обстоятельствами.
Дуршлаг снова опустился на башку грабителя.
– Ай! Больно, – взвизгнул вор, – вы меня убьете.
– Говори немедленно, что искал!
– Ой, не деритесь! Думал, Аня приехала!
Я замерла с поднятым эмалированным решетом.
– Кто?
– Да Аня же! Это ее дом, – затараторил дядька, по-прежнему прикрывая лицо рукой, – очень уж кушать я захотел. Зашел поздороваться, вижу, кастрюлька! Заглянул – курочка, ну и не удержался!
Я опустила «оружие».
– Ты кто?
– Альфред, муж Ани, бывший, живу в другой половине избы, ко мне вход с той стороны.
– Господи, – кинулась к нему Томочка, – прости, пожалуйста! Это мы виноваты, не зашли к вам сразу, как приехали.
Прояснив ситуацию, все сели за стол.
– Как дела? – Томуська решила завести светскую беседу.
– Кушать хочется.
– Что ж дома не поел? – скривилась я.
– Нечего.
– Сходи в магазин.
– Денег нет.
– Сейчас, сейчас, – засуетилась Тамара, – чай есть, сырники.
– Он и так уже курицу съел! – не успокаивалась я. – И суп разлил!
– Вилка Альфред голодный!
– И что? Это повод съесть чужой обед?
На столе очутилось блюдо с сырниками. Решив больше не вредничать, я схватила один, откусила, пожевала, потом вскочила, подбежала к помойному ведру, выплюнула еду и воскликнула:
– Томуся! Это что?
– Сырник.
– Но он с рыбой!
– Верно, с лососем.
– С ума сойти! Как только подобное пришло тебе в голову: смешать творог с горбушей?
– Сама удивилась, – пожала плечами Тома, – ведь я предложила тебе с курагой или с изюмом сделать, а ты четко сказала: обожаю с рыбой.
Я заморгала, вспоминая наш разговор, только я не думала, что речь идет о сырниках.
– Гадость получилась, – не удержалась я.
– А мне нравится, – с набитым ртом пробормотал Альфред.
Незваный гость начал, с невероятной скоростью уничтожать творожные котлетки. Пока я сходила за тряпкой и собрала разлитый по полу суп, Альфред слопал все.
– Тебе не поплохеет? – с изумлением осведомилась я. – Сначала почти целая курица, теперь еще и сырники с рыбой.
– Нет, я изголодался сильно, чуть не умер.
– Ты работаешь?
– Сейчас нет.
– А на что живешь?
Альфред пригладил торчащие космы.
– Бог посылает.
Ага, удобная позиция, вот сегодня добрый Господь послал ему наш ужин.
– Ну, а когда боженька забывает про тебя, чем питаешься?
– С огорода.
– Картошку сажаешь?
– Я? Нет, конечно.
– Морковку со свеклой?
– Некогда.
– Что же у тебя на грядках растет?
– Так ничего.
Мое терпение лопнуло.
– Каким же образом можно получить урожай, ничего не посеяв?
Альфред вздохнул.
– Сигарет не найдется?
Томуся протянула ему пачку.
– Бери.
– Спасибо.
– Так чем ты зарабатываешь? – не успокаивалась я.
Альфред выпустил в воздух струю дыма и с чувством произнес:
– Литератора каждый обидеть норовит. Народ не понимает подлинного искусства. Кого сейчас читают?
Маринину, Акунина и Виолову кретинскую!
– Может, пряников хочешь к чаю? – быстро перебила Альфреда Томочка. – Такие вкусные купила!
Шоколадные, мягкие, нет, только попробуй.
Бедная подруга явно хотела переменить тему разговора, но бывший супруг Аньки не врубился и с тупым упорством забубнил:
– Как подумаешь, какой ерундой люди зарабатывают! Та же Виолова! Посмотрел ее пасквильную книжонку, мрак!
Не желая больше принимать участия в спектакле, я встала.
– Пойду спать, устала очень.
– Конечно, конечно! – обрадованно закричала Томуся. – Уже поздно.
Соблюдая полнейшее достоинство, с абсолютно прямой спиной, я дошла до двери, потом обернулась и бесцеремонно сказала:
– Альфред, мы хотим отдохнуть!
Но он сделал вид, что ничего не слышит. Его толстые, усеянные веснушками пальцы методично засовывали в рот покрытые глазурью пряники.
Я глянула на Томочку. Она улыбнулась:
– Ступай, Вилка, а мы немного посидим.
Переполненная негодованием, я ушла в свою спальню, плюхнулась на кровать и, не успев ни о чем подумать, заснула прямо в одежде.
Утром меня разбудил солнечный свет. Пару раз чихнув, я потянулась, потом, повернув голову влево, открыла глаза. Остатки сна улетучились от изумления.
Вместо привычного будильника передо мной оказалась стена. В ту же секунду я сообразила: нахожусь не дома, а на даче в Пырловке, и через незакрытое окно слышно, как на улице орет одуревший петух. Натянув халат, я выползла на крыльцо и всей грудью вдохнула восхитительный свежий воздух. Надо же, так близко от Москвы, а как замечательно дышится. Нет, на даче прекрасно, одна беда, умыться сложно. Вода закончилась еще вчера вечером. Пришлось скрести по дну баклажки черпаком. Многолитровый бидон мы опорожнили всего за один день.