Мамба молча отвернулся, на своем веку он достаточно повидал слез, которые текут где-то внутри, не прорываясь наружу, и знал, сейчас все правильные слова и любые утешения бессмысленны.
— Пойдем, ни к чему здесь задерживаться, — все тем же отстраненным бесцветным голосом произнес Стасер.
И они зашагали бок о бок, направляясь к недалекой нитке дороги, на которой все еще жирно чадила искореженная броня, и суетились затянутые в пустынный камуфляж фигурки. Мелкими серыми смерчами взвихрялась под тяжелыми десантными ботинками вездесущая пыль. Друг на друга они старались не смотреть, глядя только вперед, где уже можно было явственно различить замершего возле уткнувшегося в кювет „хаммера“ с открытым от удивления ртом Хунту.
„Гражданка“ встретила вопреки ожиданиям неласково. Не верьте бравым отставникам, что на вопрос из серии „ну как там, на гражданке?“ загадочно отвечают: „Не правда, что на „гражданке“ хорошо. На „гражданке“ очень хорошо!“ Не верьте — не очень, да и вообще не хорошо. Чтобы было хорошо надо изначально жить по ее порой непонятным и быстроменяющимся законам, привыкнуть к ее эгоизму и бешеному ритму. Короче, не хрен было столько лет торчать в живущих по совсем другим правилам Вооруженных Силах, а уж если столько времени в них пробыл, то нечего было оттуда срываться и пытаться построить жизнь заново. Не выйдет! Ни у кого не вышло. Оттого явно заметна тоска даже у тех, кто якобы устроился не плохо. „Слыхал, Степаныч то, теперь главным экспедитором в „Добром колбаснике“. Деньги лопатой гребет! Говорит только после дембеля жить начал!“ Ага! Как же, держи карман шире! Полковник, командир лучшего в округе мотострелкового полка, начал жизнь экспедитора и доволен! Не верьте! Не может он быть доволен, даже если платят больше, чем в армии, что сомнительно, все равно не может — масштабы не те, маловато королевство, не развернешься. А уж что говорить о тех, кто даже так не устроился, об огромной армии тех, кто эпизодически подрабатывает дворниками, охранниками автостоянок, ночными сторожами и тупо пропивает грошовую пенсию, лишь на дне граненого стакана находя утешение.
Профессиональный военный, особенно тот, кто прослужил лет пятнадцать и больше, он человек особый. Посильнее характером, чем многие на „гражданке“, пожестче и вместе с тем в некоторых вопросах наивный и беззащитный как ребенок. А еще у него ничего нет. Квартира, если есть, принадлежит государству. Зарплаты едва хватает на еду и одежду, так что счета в банке не заведешь. Машина, даже если он наскреб на нее денег набрав ссуд и по уши закопавшись в долгах, всего лишь десятилетняя развалюха. Дача, вернее огород, и гараж есть, но они ничего не стоят, потому что с собой на дембель их не увезешь, а продать в военном городке за нормальную цену нереально. Вот так. Пока сверстник профессионального солдата, не покидая пределов родного города, корпел себе мелким офисным клерком в преуспевающей фирме, постепенно делал карьеру, обрастал связями, нужными знакомствами, завоевывал положение в обществе, тот мотылялся по горячим точкам, гнил в Богом и людьми забытом таежном гарнизоне, терял все связи с родными и друзьями. Каков же итог к сорока пяти годам, а именно таков предельный возраст состояния на действительной военной службе для большинства военнослужащих? Итог не в пользу последних: с одной стороны мы видим устоявшегося, многого добившегося в жизни, уверенного в себе мужчину с четко распланированным будущим, накопленным и приумножаемым благосостоянием, а с другой его одичавшего в таежной глуши и постоянных командировках ровесника, получившего, не без того, от родного государства квартиру где-то в окраинных новостройках, взамен прежней в центре города, прав на которую он лишился поступив в военное училище. И нет у счастливого дембеля ни друзей, ни знакомств, а значит, нет перспективы устроиться на достойную работу, кому ты нужен в сорок пять лет? Да и сам город, в который вернулся после двадцатилетнего отсутствия родным можно назвать лишь с большой натяжкой. И в то время, когда все нормальные люди могут спокойно почивать на лаврах, пожиная плоды приложенных в молодости усилий, отставник начинает заново жизнь, причем в гораздо более жестких условиях, чем при первом рождении. Удачи тебе, солдат! Вдруг хоть кому-то наконец повезет!
Стасер по сравнению с типичным отставником был в гораздо лучшем положении, и главным его преимуществом стал, конечно, возраст. Потому как ушел он из армии не сам, по предельной выслуге, а его ушли. Штабной подполковник слово сдержал — сделал все возможное, чтобы упечь Стасера на зону, но не вышло, слишком уж незначительным был с точки зрения уголовного права происшедший эпизод, даже телесные повреждения, что заполучил подполковник, оказались всего лишь легкими. Но из армии пришлось уйти, правда, Стасер сумел-таки выторговать у виновато прятавшего глаза кадровика вполне приличные условия увольнения. Так что, как говорится, нет худа без добра, в личном деле стояла совершенно невинная формулировка „уволен в связи с общим сокращением Вооруженных Сил“, а к ней прилагалась вполне приличная характеристика. Ни малейшего намека на истинные обстоятельства ухода из армии не отыскал бы и самый придирчивый начальник отдела кадров. И при всем этом он был почти на пятнадцать лет младше стандартного дембеля, а значит, имел достаточно хорошие шансы в той конкурентной гонке за место под солнцем, в которую независимо от желания вступает каждый военнослужащий, лишь только за ним захлопывается дверь военкомата, где он встал на воинский учет в связи с увольнением в запас. Итак: на старт, внимание, марш! Гражданская жизнь стартовала!
Для начала надо было подбить бабки, то есть провести всесторонний анализ положения дел, чтобы выяснить, что мы имеем, а чего не хватает, так сказать свести дебет с кредитом. В доходные статьи бюджета без сомнений можно было записать купленную по сертификату однокомнатную квартиру в спальном районе города, небольшие личные накопления, которых должно было худо-бедно хватить на первое время, вот, пожалуй, и все. Зато минусами картина грядущего существования на вольных хлебах так и пестрила. Тут числилось и полное отсутствие какой-либо гражданской специальности, как любой армейский офицер Стасер умел делать все, но где, простите, диплом, и полное отсутствие нужных, равно и каких-либо вообще знакомств, и не умение ориентироваться в давно ставшим чужим городе, и незнание оперативной и финансовой обстановки и т. д. и т. п. Перечислять можно было очень долго. Что ж в этот раз сальдо не в нашу пользу, но мы прорвемся, не привыкать!
Через месяц уверенность в успешном прорыве заметно поколебалась. На бирже невнятно и косноязычно мямля дебелая вечно воняющая потом тетка предлагала лишь явную лажу. Ну не хотел бывший разведчик работать ни сменным охранником на птицефабрике, ни водителем мусоровоза с обучением и возможностью карьерного роста до старшего водителя, ни сантехником в домоуправлении, чем весьма удивлял профессиональную устроительницу карьер. Ты глянь, какой привередливый, надо же! С поиском работы по объявлениям в газетах и Интернете обстояло не на много лучше. За этот месяц он, казалось, успел обойти все учреждения этого города, побывал во множестве шикарных офисов и по совковому оформленных кабинетах отделов кадров государственных предприятий. Он научился грамотно составлять резюме и правильно строить беседу с потенциальным нанимателем, что тоже было вовсе не просто. Но всякий раз в ответ на все свои старания получал одну и ту же стереотипную улыбку и обещание рассмотреть его кандидатуру и связаться чуть позже. Это означало отказ. А деньги меж тем подходили к концу, вскоре во всей своей неприглядности должна была встать элементарная проблема покупки еды и оплаты жилья. Он уже начал всерьез подумывать, а не принять ли предложение птицефабрикантов. Но тут вмешался его величество Случай.