– Я пришел сказать, что через два часа мы прибудем на Рамануссен.
– Спасибо.
Адмирал покачался с носка на пятку.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Эйрик?
– Нет.
Иссуф повернулся, чтобы уйти. Дверь каюты убралась в сторону.
– Сэр, – негромко сказал Эйрик, – зачем вы это сделали? На четырнадцатой палубе?
Адмирал помолчал.
– Пятнадцать лет назад, – сказал он наконец, – я командовал эсминцем под названием «Ортос». Он входил в состав Флота Освобождения Харита. Это была очень успешная с военной точки зрения операция. Мы раздавили противника, как лягушку. Впрочем, противник не оказывал сопротивления. Кажется, он вообще не понимал, за что с ним воевать. И не понял этого даже после конца войны. Конечно, там были люди, и они-то пробовали сопротивляться. В космосе вокруг планеты было полно каких-то космических блох, разбежавшихся при виде флота. Одна блоха – ее звали «Томия» – даже храбро атаковала наш флагман. Я отдал приказ ее расстрелять. Она падала на планету долго и по частям. Я оказался единственным командиром корабля, мастерски уничтожившим вражеское судно, и с этого началась моя карьера. Я бы хотел, чтобы она закончилась каким-нибудь другим эпизодом. Это не очень-то приятно – расстреливать гипербоеголовками блох.
– Догадываюсь, – сказал ван Эрлик, – я был капитаном «Томии».
Адмирал помолчал.
– Тебе повезло, сынок. Я и не думал, что на «Томии» кто-то мог выжить.
Адмирал Иссуф повернулся и пошел к двери. Лепестки ее разошлись, и адмирал внезапно обернулся.
– Двести пятнадцать спецназовцев и два черных пера, – вдруг сказал он, – храни нас бог, если барры научатся драться в космосе.
Истина – это ложь победителей.
Ли Мехмет Трастамара
Дворец принца Севира впечатлял.
Они прошли сквозь облака дважды – один раз, когда садились на посадочной площадке между морем и горами. Другой раз – когда наклонный лифт, летящий по склону гор, вознес их на пятый уровень.
Здесь, прямо от побережья вверх, на высоту в восемь с половиной километров, уходили в небо пики Тербельских гор, и весь склон, обращенный к морю, был усеян террасами, искусственными садами и редкими бусинами зданий, переплетенных в сверкающие чехлы наклонных лифтов.
Снизу царила тяжелая душная жара, вдоль взлетной полосы теснились фиолетовые и синие колючки, и каменные чресла гор были заверчены в половые тряпки облаков. На уровне, куда доставил их лифт, сверкало ослепительное солнце, и скалы вокруг были затканы низкими соснами и шапками синих, фиолетовых и белых цветов. Времена года сменяли друг друга через каждые двести метров. Внизу было лето – а на отметке 3100 еще царила весна.
Во время полета адмирал Иссуф не разговаривал с Эйриком. Он сидел неестественно прямо, откинувшись в кресле, и смотрел на дождевые капли, расползающиеся по стеклу. Издали горная зелень была как линия терминатора между бирюзовым морем и вечными снегами.
На взлетной полосе их ждала охрана в активной силовой броне, и впереди нее – крупнотелый сероволосый человек с тяжелыми кулаками и тяжелыми морщинами. Он был без брони; над поясом булыжниками выпирали кобуры.
Раскаленный полдень парил между горами и морем. На броне охранников можно было печь блины.
Крупнотелый подошел к Эйрику и раздернул бывшую на нем рубашку. Под рубашкой, опутывая все тело, на Эйрике была надета нейросеть. Тонкая паутина из обманчиво-мягких нитей срабатывала в любую секунду, стоило лишь послать сигнал. При предупредительном режиме срабатывания можно было отделаться частичным параличом. В боевом режиме сеть за несколько секунд разрезала человека на аккуратные белковые кубики. Помимо всего прочего, сеть срабатывала в случае, если объект и сигнальный прибор разделяли больше чем двадцать метров. Это была очень усовершенствованная версия нейронаручников.
Крупнотелый протянул руку, и десантник, стоявший за плечом Эйрика, вложил в нее два пульта.
Два закованных в броню телохранителя встали слева и справа от Эйрика. Эйрик попытался оглянуться на море, но крупнотелый отдал сквозь зубы короткое приказание, и Эйрика втолкнули в лифт.
Двери лифта распахнулись через три минуты полета, и Эйрика с Чеславом вывели в широкий зал внутри горы. Следом за ними вышли охранники, а последним – адмирал Иссуф.
Стены в дальнем конце зала разъехались в стороны. За ними начинался досмотровый лабиринт с холодным неживым светом и встроенным в стены оборудованием.
– Раздевайся, – лаконично приказал Эйрику один из охранников.
В течение следующих полутора часов квантовые пучки и специально синтезированные белки обыскали, сфотографировали и просканировали каждую косточку и каждый орган в его теле. Бледный немолодой медик заинтересовался рубцами в легких и кардиоводителем, потом взял анализ крови, чтобы убедиться, что гость не несет с собой некоего заразного и опасного для принца Севира вируса, и Эйрик уже думал, что осмотр окончен, когда охранник жестом приказал ему расставить ноги – и в следующую секунду Эйрик почувствовал жесткие пальцы медтеха в прямой кишке.
Это был уже не обыск, а точно рассчитанное унижение. Эйрик приказал себе расслабиться – он не знал, на какой порог мышечной активности настроена нейросеть.
Последней проверили полость рта. Ему засунули за щеку белую загогулину, и еще один медик, на этот раз пожилая женщина лет шестидесяти, убедилась, что в зубах его не спрятано самовыдвигающихся резцов или отравленных стрелок для покушения на всеми любимого и обожаемого принца.
Ту одежду, в которой Эйрика доставили с орбиты, давно убрали и, вероятно исследовав на предмет ядов, сожгли в ближайшем инсинераторе. Эйрику принесли чистую белую рубашку, сандалии и штаны.
– Одевайся, – лаконично сказал охранник.
Когда Эйрика снова вывели к лифту, там уже стояли Чеслав и адмирал Иссуф. Лицо командующего Красным флотом пылало. Эйрик вдруг понял, что адмирала подвергли такому же досмотру.
Охранники на пятом уровне были в белых куртках. Охранники на седьмом уровне – в алых. На девятом уровне процедура досмотра повторилась, и через три часа после посадки стража в силовой броне, украшенной личным гербом принца Севира, распахнула перед Эйриком бронзовые двери, покрытые мерцающей пленкой защитного поля.
За дверями начинался коридор со стеклянными экранами и малахитовыми панелями стен.
За коридором был сад. Этот уровень был расположен куда выше, чем раскаленная доска посадочной площадки, и на нем весна была в полном разгаре. Карликовые вишни были усыпаны белыми и розовыми цветами; наскские псевдокактусы вздымали кверху свои алые венчики, похожие на гигантские вазы, и асаисские мхи затянули почву сада в геральдические цвета империи.