– Уходим в гипер сразу, как пристыкуемся, – сказал Трастамара. Включил наручный комм, который уже вышел на прямую связь с фрегатом, и повторил, поднося руку ко рту: – План «соло». Повторяю: план «соло».
Эйрик мягко ткнулся носом в стыковочную шахту и снял с головы шлем.
Мир из двадцатишестимерного стал трехмерным. Он был как генератор, в котором вырубили ток.
«Господи боже мой, если они не дадут мне летать, я покончу с собой. Нет, не покончу – я просто сдохну без космоса, как пес без пищи. А они никогда не дадут мне летать. Я выбрал не ту сторону».
Он попытался подняться и обнаружил, что не помнит, как пользоваться руками. Чеслав осторожно подхватил его под локоть. Диафрагма люка разошлась, в нее вплыл спецназовец в «хамелеоне».
– Пошли, – сказал Чеслав.
Ван Эрлик чувствовал себя так, словно его разбил инсульт.
– Погоди…
– Эйрик, нам надо спешить. Пошли.
Он дал себя увести: с одной стороны его поддерживал Чеслав, с другой – спецназовец. Он равнодушно отметил, как волокут в люк Нина Ашари.
Мир был грязен и мелок – так бывает, когда смотришь дешевый видеодатчик, черно-белый, со скоростью записи два кадра в секунду. В таком мире невозможно было жить.
Он оттолкнулся, вплыл на стыковочную палубу «Астарты» и тут же рухнул на пол от гравитации, и он был так ошарашен этим блеклым миром, что сначала даже не понял, почему один из десантников на палубе, выступив навстречу, махнул рукой.
Ван Эрлик сидел на железной плите и тщетно пытался понять, что это за тусклая пленка обвила его руки и ноги. Потом краски стали чуть ярче, пленка засеребрилась, и ван Эрлик понял, что на него накинули нейросеть.
Станис Трастамара стоял перед ним, расставив ноги, и станнер в его руках был нацелен в голову ван Эрлика.
– Это почему? – спросил ван Эрлик.
– Это потому, – ответил Трастамара, – что этот корабль создан с применением харитской технологии. Или, точнее, харитской биологии. И он был неактивен, когда Чеслав сел за пульт. Чеслав не смог им управлять. Ни один человек не смог бы им управлять.
– Я человек, – сказал Эйрик. Палуба качалась под ним, словно они шли по воде, а не по космосу. Глаза его начали привыкать к миру: три измерения снова становились – много.
– Нет.
Ван Эрлик поднял взгляд, обиженный, как у ребенка. Чеслав ошеломленно шагнул к нему – взмах руки преградил ему дорогу.
– Ни с места, Че. Он получил тысячу триста бэр и через три дня был на ногах. Он все понимает. И я тоже.
Только тут до Эйрика дошло, что Трастамара имеет в виду. Ван Эрлик расхохотался.
– Это бред. Севир бы мне сказал… Или Ашари…
Что-то шевельнулось рядом, и ван Эрлик, скосив глаза, увидел Нина Ашари. Он уже пришел в сознание и теперь стоял между двумя десантниками, в запачканной одежде и со скованными сзади руками. Лицо его искривилось от мстительного презрения.
– Я хотел сказать, – проговорил Ашари, – но Севир запретил. Он сказал, что твой выбор не должен быть продиктован соображениями биологической принадлежности.
– Что?!
– Эйрик ван Эрлик, – хрипло сказал Ашари, – сын Стивена ван Эрлика, погиб пятнадцать лет назад, в орбитальном бою с эсминцем «Ортос». Его корабль упал на Харит. Экипаж погиб. Эйрик ван Эрлик умер, не приходя в сознание, спустя десять часов после падения.
– Ага. А я – робот?
– Хариты не делали машин.
Краем глаза Эйрик заметил, как побледнел Чеслав.
– Ах ты тварь! – заорал Эйрик, вскакивая на ноги и замахиваясь, чтобы врезать по окровавленной харе подлеца.
Он не вскочил. Он полетел.
Парящие в воздухе камеры бесстрастно зафиксировали, как тело его взметнулось в воздух, легко, как будто в шлюзе не было гравитации, и как импульсы нейросети, способные сначала покалечить, а потом – убить, несколько секунд не причиняли ему ни малейшего вреда.
Трастамара выстрелил в него в упор из станнера, раз и другой. Лицо Чеслава было совершенно белым.
«Я все-таки научился летать», – было последней мыслью Эйрика перед тем, как ослепительная вспышка вырубила его, как плату, выдернутую из разъема.
* * *
Он пришел в себя спустя несколько часов. Он лежал, распятый на операционном столе. Тихо жужжали датчики, сканирующие комнату на объем и движение.
Станис Трастамара и его сын стояли рядом, и Эйрик снова глядел в немигающие фиолетовые глаза праправнука Живоглота.
– Ты подозревал, в чем дело, – спросил ван Эрлик, – раз поручил задание человеку родом с Харита?
– Не называй себя человеком, Эйрик.
Отпираться было бесполезно. Теперь – после пробуждения и после полета – это было бы смешно.
– Это… – сказал Эйрик, – это… как если бы барра… воспитали люди. Этот барр ел бы как люди, разговаривал как люди и думал как люди. Ты знаешь, что барр, воспитанный людьми, ведет себя как человек? Если воспитать его на Барре, то, чтобы он подчинялся людям, его надо искалечить; но если барра воспитать в человеческой семье, он будет вести себя как человек. А если человека воспитают барры, он будет вести себя как барр. Разум не следует биологии. Он следует воспитанию. Я просто человек с другой биологией. И я никогда о ней не знал.
Лицо Трастамары было белей его платиновых волос.
– Знаешь, Эйрик, чем ты отличаешься от Детей Плаща? Детям Плаща инопланетный организм, нелюдь, грязная тряпка – диктует поступки и мысли. А в твоем случае нелюдь не диктует ничего. Он сам занял место человека.
– Чеслав, – безнадежно попросил Эйрик, – скажи ему…
– Наши медики хотят тебя обследовать, – сказал Чеслав, – советую помогать им.
* * *
Роскошная частная яхта Ли Трастамары состыковалась с «Астартой» в семистах миллионах километров от Митры. После короткого разговора с праправнуком Живоглот проследовал в медотсек и пробыл там два часа, в течение которых корабли расстыковались друг с другом и, набирая ускорение, отправились внутрь системы.
Через два часа парящее кресло, в котором восседал старик, вплыло в каюту, в которой на узкой койке сидел Нин Ашари. Кроме койки, в каюте из мебели присутствовали лишь видеошары.
Ашари сидел в расстегнутой рубашке, мрачно рассматривая запястья, охваченные серебряными кольцами нейронаручников. Скулу украшала длинная царапина, под правым глазом наливался синяк.
Миллиардера никто даже не коснулся иглой: Ашари сам говорил без особых запирательств. Из ответов его Трастамара понял, что он заполучил куда больший приз, нежели мог предположить. Ашари играл, конечно, не первую роль в заговоре, но и не вторую. Было совершенно очевидно, что именно он был главным консультантом принца Севира, а точнее, того, кто занял его место. Без него, несмотря на всю дерзость замысла, новообращенные хариты, скорее всего, запутались бы в сложных механизмах человеческого общества и быстро бы выдали себя.