Люк распахнул его в третий раз, но закрывать не торопился. Он вынул пистолет и упер его в живот водителя.
— Пошел обратно в кабину.
До водилы что-то вроде стало доходить. Он смотрел на оружие, не отводя взгляда. Пушка такого размера, нацеленная ему в брюхо, заставила шофера оцепенеть от страха.
— Ладно, ладно, спокойно… — сказал он, поднимая руки.
— Опусти руки! Лезь обратно в кабину!
Водитель был среднего телосложения, но тем не менее весил фунтов на пятьдесят больше Люка. Ему было лет сорок, на безымянном пальце у него поблескивало обручальное кольцо. Люк понял, что малый уже не в себе, а ему надо было, чтобы тот держал себя в руках. Он довел шофера до кабины, подождал, пока тот влезет внутрь, и захлопнул за ним дверцу. Потом быстро обошел спереди грузовик и хотел уже было залезть на пассажирское место, но дверца оказалась запертой. Люк кивнул водителю, сделав ему знак открыть дверь.
Мужчина недолго подумал, наклонился и открыл дверцу.
— Правильное решение, — сказал ему Люк.
— Что тебе надо?
Он оглядывался по сторонам в поисках помощи, но поблизости никого не оказалось. Шофер даже хотел заложить руки за голову, но потом вспомнил, что ему велели опустить руки.
— Поехали, — приказал ему Люк. — Езжай туда, куда я тебе скажу. Ни о чем не беспокойся. Не думай о смерти. Если сделаешь все, как я тебе скажу, сегодня ты не умрешь.
— Тебе нужны сигареты, — дошло до водителя. Он повернул ключ в замке зажигания, движок взревел.
— Мне и курево твое нужно, — согласился Люк, — и тачка тоже. Сам ты мне без надобности. И неприятности мне ни к чему. Усек?
Неприятностей ему водитель не доставлял. Они уже выезжали из города, потом, сделав пару поворотов, свернули на безлюдную сельскую дорогу. Люк не хотел высаживать его около какого-нибудь сельского дома и продумал маршрут заранее. Он сказал, чтобы шофер ехал в лесистый район, откуда до ближайшего телефона нужно было идти пешком мили четыре, да и то если выбрать правильное направление, противоположное тому, в котором они ехали. Водитель остановил грузовик у перекрестка и взглянул на Люка, все еще опасаясь, что тот его застрелит.
— У тебя теплая куртка есть? — спросил его Люк.
— Да, за моим сиденьем.
Люк пошарил рукой за сиденьем, вынул куртку и передал ее водителю.
— Тут еще теплые ботинки. Они тебе нужны?
— Да, конечно. — Люк сбросил их из машины. — Спасибо.
— Тебе здесь еще что-нибудь надо?
— Там еще перчатки мои между сиденьями.
Люк передал их высаженному на снег шоферу.
— Мне бы еще ключи от дома хотелось получить. Они на том же брелке, что и ключи от машины.
Не вынимая связку из замка зажигания, Люк снял ненужные ему ключи и бросил их хозяину.
— Там еще в кармашке за козырьком фотографии моих детей.
Люк аккуратно передал ему в руки снимки, чтобы не уронить их в придорожный снег.
— Спасибо.
— Не за что. Ну что, все? — Мужчина пожал плечами. — С тобой все в порядке?
Мужчина снова пожал плечами, но то ли от страха, то ли от того, что у него спало напряжение, то ли от снимков детей у него на глаза навернулись слезы.
— Застегни куртку, — сказал ему Люк. — Не простудись.
Машина тронулась с места. Проехав около мили, он увидел, как впереди на дорогу выехала его собственная машина, за рулем которой сидел Эндрю Стетлер, а на заднем сиденье — Люси Габриель. Она обернулась и увидела грузовик. Обе машины продолжали ехать по сельской дороге друг за другом в сторону резервации.
Люк был рад, что на индейской земле не было пролито крови, что все прошло без сучка и задоринки. Он понятия не имел, сколько ему еще в этой жизни отмерено совершить преступлений. Время обретало для него все большую ценность.
В тот же день, понедельник, 20 декабря 1998 г.
Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс вел машину по внутренним районам провинции, проезжая знакомые ему с детства маленькие городки, холмы, поля и леса его юности. Он ехал к своему родовому гнезду, где жил его отец, где оба они родились, — в село Сен-Жак-ле-Мажор-де-Вольфстаун. Если дороги расчищены от снега, такое путешествие к северо-западу от Монреаля может занять меньше двух часов. На сердце у него кошки скребли. Эта поездка в родительский дом была печальной, он знал, что она могла стать последней, когда он застанет отца в живых. Его отец умирал. Старший Санк-Марс — Альберт хотел с достоинством окончить дни в собственном доме, в своей постели, и настоял на том, чтобы его выписали из больницы. Представляя себе, Как это происходило, его сын чуть заметно с грустью улыбнулся. Ему почему-то стало жаль врачей и сотрудников больницы, которые не могли не попытаться урезонить отца, но он, конечно, грубовато их отшил, не особенно стесняясь в выражениях. Альберт Санк-Марс не питал никаких иллюзий относительно своего состояния — он должен был скоро умереть, но из-за стремления воздать дань собственной жизни, из-за храбрости и чувства собственного достоинства он сам настоял на том, чтобы избрать место для этого важнейшего события. Продолжая путь, сын подумал о том — на этот раз без намека на улыбку, — что отец хотел превратить свою кончину в памятное событие.
Альберт позвонил сыну и сказал, что если тот хочет поговорить с ним еще раз, сделать это можно теперь или никогда. Если им еще было что обсудить, настало время это сделать.
— Эмиль, дай своим ворам возможность спокойно подсчитать награбленное. Пусть хоть одну ночь убийцы смогут выспаться — может быть, потом на свежую голову они поймут, что творят. Всем бывает нужен хоть день передышки. Приезжай домой, детектив, навести своего старика.
— Что стряслось, папа? Ты же знаешь, какие у меня дела. Именно теперь я сильно занят.
— Я тоже занят, детектив. Уже собрал чемоданы. И в паспорт мне поставили печать. Я принял приглашение постучать в ворота Святого Петра, и теперь из всех времен у меня осталось только настоящее. Знаешь, сынок, под Рождество всегда много суеты. Даже для тех из нас, кто уже стоит у порога смерти. Приезжай до праздника. Я не могу рисковать.
— Папа… — На него вдруг пудовой тяжестью навалилась боль неизбежной утраты, ему стало стыдно за глупый предлог, под которым он хотел увильнуть от встречи с отцом.
— Месяц. Мне остался один месяц. Еще на один я могу только поспорить. Но если я проиграю, как получит свой выигрыш победитель? Проще говоря, этот спор я проиграть просто не могу. А пока, Эмиль, я дома.
— Ты дома? Тебя выписали из больницы?
— Я сам настоял на этом. У меня здесь сиделка. Мне хочется умереть в доме, где я родился. Ты же меня знаешь — я люблю гармонию.