Гиттеридж беспокойно заерзал на стуле.
— Лучше бы вам об этом не знать, — сказал он.
— Оставьте вашу снисходительность при себе. Не в вашем положении судить о том, что для меня лучше.
Гиттеридж какое-то время о чем-то думал, потом отрицательно покачал головой.
— Полицейские имеют обыкновение стоять друг за друга, — сказал он. — Лучше скажите, что еще я мог бы для вас сделать.
— Подождите меня здесь. Хотя выбора у вас все равно нет — я опять вас запру.
Эмиль Санк-Марс прошел несколько шагов по коридору к комнате, где его ждал Андре Лапьер. Он без стука ворвался в помещение и сильно хлопнул за собой дверью.
— Андре, крикнул он, — причина, по которой ты прячешь пленку, состоит в том, что на ней упоминается твое имя. О тебе говорили. И русский, и Каплонский называли твое имя. Они говорили о тебе, когда ты туда ехал, чтобы отвезти Царя обратно на его корабль. Я прав или нет?
Лапьер развел руки в стороны и быстро, прерывисто задышал.
— О чем ты говоришь?
— Хочешь знать, Андре, что меня беспокоило? Хочешь знать, что меня заставило присмотреться к тебе повнимательнее?
— Эмиль, что ты такое несешь? — бурная атака Санк-Марса после того, как они разошлись вроде как на дружеской ноге, напрочь выбила Лапьера из колеи.
— Помнишь тот день, когда мы ездили в гараж «Сампсон», когда мы там устраивали облаву?
— Да, конечно.
— У тебя еще грипп не кончился, все симптомы были налицо. Ты сморкался еще тогда, Андре.
— Ну и что?
— И сопли аккуратно заворачивал в платок. Вот я и задал себе вопрос: зачем он это делает? В чем здесь секрет? Андре, ты всегда был неряхой. Ты бы должен был использовать бумажную салфетку и бросить ее на пол, или выкинуть на улицу, или рукавом нос подтереть. С каких это пор, интересно, ты стал так бережно к своим соплям относиться?
Лапьер, жестикулируя, подыскивал нужные слова.
— Да что с тобой? Какое кому дело до того, как я складываю свой носовой платок?
— Ты ведь хорошо меня знаешь, Андре. Я не раскрываю преступления, я ищу тех, кто мог их совершить. Я людей вычисляю. Вот я себе и подумал — сидит у меня в машине этот неряха и сопли аккуратно собирает в платок. Ты и раньше не раз грипповал, но никогда так не делал. Так что, коллега, я себе завязал узелок на память. И отложил его туда, где он все время оставался на виду, улавливаешь? Смотрю, бывало, на него и думаю: с чего бы это Андре Лапьер ведет себя так, как будто вдруг обнаружил достоинства хороших манер, вежливости, гигиены? Может быть, у него в жизни появилась новая женщина?
— Я пошел. У тебя, Санк-Марс, должно быть, крыша поехала.
— Потом я встречаю тебя в ресторане, и все лицо у тебя в порезах от бритвы. Помнишь? Ты всегда себя царапаешь бритвой, когда бреешься. Не могу понять, почему ты не пользуешься электрической бритвой. Она, наверное, для тебя слишком современна. Ты скорее себя, небось, до смерти как-нибудь зарежешь с перепоя. Но в тот раз каждый твой порез был аккуратно заклеен пластырем. С чего бы это? Ты всегда приходил на работу неопрятным, у тебя всегда на лице были капельки запекшейся крови, как у настоящего мужика. Начальство могло заставить тебя носить костюм, регулярно ходить в парикмахерскую, бриться и чистить ботинки, они все это могли записать в правила поведения на службе, но не в их силах было заставить тебя прилично одеваться, нормально стричься или аккуратно бриться, ведь так, Андре? Ты бы тогда стал слишком походить на полицейского.
— Ты к чему это клонишь?
— Андре, ты прочел отчет патологоанатома. Ты тогда узнал о следах кожи и крови под ногтями Акопа Артиняна? Что случилось, Андре? Ты в тот момент был в такой ярости, что даже не понял, как тебя поцарапал Артинян? Или те, на кого ты теперь работаешь, настояли на том, чтобы кровь у него под ногтями осталась на тот случай, если ты снова масть решишь поменять? Ведь ты же сыщик убойного отдела, и вдруг ты так начинаешь заботиться обо всем, что из тебя вытекает. Я спросил Винета, можно ли взять за образец сопли, чтобы сделать анализ ДНК. Тебя самого этот вопрос не интересовал? Обычно этот номер не проходит, если только там нет крови, что иногда случается, но — могу поспорить — тебя очень заботил этот вопрос. Вопрос о твоей крови — теперь ты свято соблюдал все правила гигиены, чтобы лишний раз не засветиться. Ты не хотел бы, Андре, сдать немножко крови, чтобы ее взяли на анализ ДНК? Разве есть лучший способ доказать твою невиновность?
Лапьер попытался встать, но споткнулся о собственный стул, по которому тут же ударил ногой так, что он отлетел к стене.
— Да ты у нас мудрец! С тестом мы повременим. Ты ничего от меня не получишь! — Он ткнул в сторону зеркала на стене, которое с обратной стороны было прозрачным. — Кто бы ни был за этим стеклом, я не сказал, что не могу пройти этот тест, я говорю, что не доверяю управлению и считаю, что оно хочет меня подставить.
— Ты сам можешь сказать, какие нам при этом следует принять меры, ведь ты же профессионал.
Лапьер склонился над столом и ухмыльнулся.
— Заткни свой тест себе в зад. Я никому не дам подвергнуть себя такому унижению.
— Ах ты, батюшки! Мы ведь уже не раз слышали такие песни, да, Андре?
Санк-Марс улыбнулся, бросил взгляд в сторону. Заработал его пейджер, и он стал искать кнопку, чтобы его отключить.
— К счастью, Андре, нам от тебя никакой образец не потребуется. Мы уже получили его от твоего имени.
— О чем ты тут говоришь? Ты ничего не можешь взять у меня без моего согласия, а на это я согласия не дам.
— Не все зависит от тебя. У тебя есть подружка, Лиз. Ей семнадцать лет. Сегодня утром ты занимался с ней анальным сексом, припоминаешь? Ты отдал ей на хранение в качестве подарка немножко своих сперматозоидов. Что было твое — стало ее. А она по собственной воле передала эту сперму для нашего исследования. Ты ведь знаешь, Андре, такие анализы требуют времени. Ты знаешь и о том, что результаты потом будут сравнивать.
Сержант-детектив Андре Лапьер зашатался, как будто получил пару прямых выстрелов в живот. Когда он заговорил, слова срывались с его губ как заклинание, как монотонные заклятья:
— Ты червяк, Санк-Марс, а я настоящий сыщик… Я работаю в реальном мире…
— Тебя к этому принудили или ты пошел на это добровольно?
— Я имею дело со всякой мразью, с последним дерьмом, якшаюсь с подонками и отбросами, а не просиживаю задницу на собственной ферме!
Они в упор смотрели друг на друга.
— Могу поспорить, ты сам вызвался. Ты знал, что все равно на это придется пойти. Русский подключил провода к его яйцам…
— Да, мальчик так кричал, что с ума можно было сойти.
— И когда он выкрикнул мое имя, ты уже не мог сдержаться, — и здесь я тебя опередил.